По следу коршуна

– Смотри, какая Тамара Борисовна, смышленая, – Грек был верен себе. Но майор Туманов, решил одернуть не в меру развеселившегося капитана. Сказал:

– Слушай, помолчи, гречанин!

– Вот-вот. Помолчи, – поддержала майора бывшая бомжиха.

– Иди надо, Тамара, сегодня. Время дорого. Боюсь я за Дашу. Справишься, Борисовна? – голос майора зазвучал с теплотой, что особенно стало приятно Тамарке. В жизни мало кто о ней заботился по-настоящему. Пожалуй, только два человека: покойный Дмитрич да вот майор Туманов, дай бог ему здоровья. Не дал пропасть окончательно. Пристроил на работу. Вернул к нормальной жизни.

– Справлюсь, Федор Николаевич. В лепешку расшибусь, но справлюсь, – пообещала Тамарка и тут же спросила: – Ну, так я пошла переодеваться?

– Погоди, – остановил ее Федор. – Ты живешь-то теперь где?

– А при интернате и живу. Директор мне комнату там выделил. За больными детишками присматриваю, и тут живу. У нас там старой одежды полно. Пойду, подберу чего-нибудь. А как вернусь, сразу к вам, – пообещала женщина. Федор кивнул согласно.

– Я буду ждать, Тамара, – сказал Федор, провожая женщину до двери.

* * *

До улицы Рябова, Тамарке пришлось добираться на автобусе. Двое молодых с наглыми рожами контролера, даже не стали спрашивать с грязнульки бможихи билета.

– Ну-ка подвинься, оборомот, – нагло толкнула плечом бомжиха одного из них, когда стала выходить на нужной остановке. Парень только ухмыльнулся, но пререкаться с грязнулькой не стал. Пустое. Да и взять, ничего с такой не возьмешь, только руки замараешь. Так стоит ли тратить нервы. Пусть выкатывается из автобуса. И он отошел.

Тамарка вывалилась из автобуса со здоровенной сумкой в руках, сшитой из мешка и наполовину наполненной всяким барахлом. Любой, кто видел ее с этой сумищей, безошибочно мог сказать, что тут все ее небогатое имущество, без которого образ жизни, мало-мальски поддерживающего себя бомжа, не мыслим. Пластиковая бутылка с водой. Мыльница. Полбуханки ржаного хлеба с двумя огурцами. Кастрюля для похлебки и кое-что из сменной одежды.

Прямо на остановке, не стесняясь прохожих, Тамарка высморкалась, вытерла рукавом засаленной кофты нос, и, закинув сумку за спину, потопала по своим бомжацким делам.

Дежурившие неподалеку два милиционера, при приближении бомжихи, как по команде отвернулись и, ускорив шаг, потопали в противоположную сторону улицы. Тамарка плюнула им вослед, что-то негромко пробурчав. Они оба не заслуживали ее внимания. Попались на глаза и пошли вон с глаз. Им не до нее, а уж Тамарке и тем более не до них. Идет по улице, а сама на номера домов таращится.

Вот он. Вот нужный дом. Светленький, чистенький. Девятиэтажечка. Только бомжей и не хватает чтобы подъезды загадить.

Тамарка улыбнулась. Ее непромытое, коричневое лицо уставилось на крайний подъезд. В нем та квартира, где держат Дашу. На шестом этаже эта квартира. Высоко лезть. Как во многих новых домах, лифт оказался в нерабочем состоянии, о чем гласила табличка, приклеенная к дверям. И Тамарка негромко выругалась.

* * *

Андрюша Козырь держал Дашу в своей шести комнатной квартире. Все-таки окраина города. И район – захолустье. Но тем оно и хорошо, что тут никто не знает его. А ментам, если вздумают искать девчонку, и в голову не придет притащиться сюда. Тем более, эту шести комнатную он приобрел совсем недавно, месяц назад и она еще не засвечена у ментов. Свои машины Козырь никогда не оставлял на ночь возле подъезда, чтобы не докучать жильцам. В случаи надобности, звонил своему человеку, тот приезжал и вез Козыря, куда ему надо. По поводу охраны, постоянно таскавшейся рядом, соседям разъяснили, что Андрей Николаевич Козырев является крупным руководителем, которого не охранять, просто нельзя. И сразу все вопросы сами собой отпали.

Козыря не было, когда пришла Тамарка. Только двое охранников, которых вор с самого начала приставил к Даше, наказав строго-настрого глаз с нее не спускать. И никого не впускать в квартиру.

В дверь позвонили, и один из охранников подошел и глянул в глазок. На площадке стояла бомжиха с сумкой за спиной. Охранник хорошо видел ее непромытую рожу. Стоит грязнулька, на дверь таращится. Даже обшивку потрогала рукой. Какая любопытная.

Видя, что напарник приник к глазку и не открывает, к нему подошел и второй охранник. Спросил шепотом:

– Кто там? Участковый?

– Да нет. Бомжиха какая-то, – ответил напарник, оторвавшись от глазка. – Может, не открывать ей? Чего она тут шляется?

Напарник тоже глянул. Глазок обеспечивал видимость всей площадки и части лестницы. Бомжиха стояла одна. И напарник сказал:

– Да, ладно. Давай, откроем. Она, наверное, побирается. Дадим бабе жрачки. Тащи шмот колбасы, банку консервов и хлеба. В церковь не ходим, не подаем, так хоть этим часть грехов, может, замолим.

– Ну, как хочешь, – с недовольством проговорил первый охранник и поплелся в кухню. А второй, открыл дверь. Окинув взглядом бомжиху, сгорбившуюся под тяжестью сумищи, спросил без грубости:

– Чего тебе, матушка?

Сбросив с плеча тяжелую сумку с пожитками, «матушка» распрямила спину, слезливо глянула на охранника.