По следу кровавого доктора

— Соглашусь с вами, — сказал Павел. — Вариантов у Менделя немного. На этом берегу его возьмут. Не мы, так другие. Не вырвется. Переправиться в Пиллау он не сможет, да и смысла нет — только продлить агонию. На Запад ему надо бежать. Будет ждать свою лодку до последнего, поглядывая на наши катера.

Группа лежала среди камней, дожидалась наступления темноты. Дальнейшее продвижение вперед становилось опасным. Появлялся риск нарваться на пулю. За скалами бурлило море, шипела пена.

Колонтович скорчился за соседним камнем, дымил в рукав.

— Давно на ниве государственной безопасности, капитан? — поинтересовался Павел.

— Это как посмотреть, — ответил Колонтович. — Считаю, что давно, с мая сорок второго года в НКГБ. Ленинградское управление, первый отдел. Сначала был рядовым уполномоченным, потом вырос до заместителя начальника отдела. Короткое время после прорыва блокады работал в следственной части по особо важным делам НКВД СССР, потом, как вы выразились, вернулся на ниву государственной безопасности. Перевели в отдел при штабе Прибалтийского фронта, потом — Третьего Белорусского.

— Перекати-поле. Сочувствую, капитан, для военных вы — чужак, для гражданских — военный. Но ничего, скоро война кончится, контрразведку СМЕРШ расформируют, и воцарится на всю страну ваше могучее ведомство.

— Эх, вашими бы устами. Скажите, вы не родственник печально известного комдива Никольского, расстрелянного в тридцать седьмом году?

Павел стиснул зубы. Впрочем, что еще ждать от верного последователя великих ленинцев Дзержинского и Менжинского?

— И реабилитированного в тридцать девятом, когда вскрылись повальные злоупотребления Ягоды и Ежова. Да, товарищ капитан, это был мой отец, герой Гражданской войны комдив Никольский. Посмертно восстановлен в звании, возвращены все награды. Еще вопросы, Александр Романович?

— Не обижайтесь, товарищ капитан. — Колонтович сделал вид, что смутился, хотя не мог не знать про посмертную реабилитацию и все такое. — Давайте не будем о неприятном. У вас семья есть?

— Нет. Но будет.

— А у меня была. А вот теперь нет.

Они замолчали. Еще одна печальная история на фоне миллионов подобных. Капитан Колонтович не стал развивать эту тему, отполз к своему коллеге. Они стали о чем-то приглушенно шептаться.

Природа замирала, даже ветер утих. Волны по инерции бились о камни, но уже не так громко.

В следующие полчаса они продвинулись еще метров на двести, спустились в покатую яму, окруженную каменными плитами, включили фонарь с подсевшей батарейкой. Здесь недавно были люди. Знакомая картина — скомканные бинты, обертки от галет. Четыре окурка, вдавленных в траву. Все дно ямы утоптали солдатские сапоги.

«А до бухты мы дойдем минут через десять», — подумал Павел и объявил короткий привал.

В яме можно было покурить, чем люди и занялись. Солдаты доставали из мешков сухари, жевали без аппетита. Они толком не ели практически сутки. Банки с гречкой из сухого пайка давно кончились. Но есть бойцам и не хотелось. Они расползались кто куда, вили гнезда по периметру ямы.

Никольский лежал за камнем и вдруг почувствовал себя крайне дискомфортно. Неудобство росло, ему хотелось почесаться, сменить позу, вообще уйти отсюда к чертовой матери. Он находился под присмотром тех людей, которые лежали позади него.

Вдруг в голове все завертелось, заискрилось. Включилась память. Заработало критическое мышление.

Что он знает об этих офицерах государственной безопасности помимо того, что у них имеются качественные документы и сносно проработанная мотивация? Память выдавала события двухдневной давности. «Газик» у ворот филиала института «Альтверде». Два офицера НКГБ, пытающиеся проникнуть на территорию.

Да, они неплохо подготовились, владели предметом, не понаслышке знали советские реалии и все же временами прокалывались. Возмущенная физиономия Колонтовича у ворот института: «У нас распоряжение старшего майора госбезопасности Ройзмана. Мы обязаны осмотреть здание и допросить персонал».

В дальнейшем такой грубой ошибки они уже не допускали. Настоящий чекист никогда так не опростоволосится.

Звание старшего майора было введено Постановлением ЦИК и Совнаркома в октябре тридцать пятого года для начальствующего состава органов рабоче-крестьянской милиции и государственной безопасности. В феврале сорок третьего его упразднили. Ввели новые специальные звания: комиссар милиции и комиссар госбезопасности.

Колонтович просто оговорился? Маловероятно. Не знал, да еще забыл?

Что там дальше? «Давно на ниве государственной безопасности?» — «Считаю, что давно, с мая сорок второго года в НКГБ».