По следу Саламандры

— Джефф, дружище, — отвечал он. — То, что пари заключено под хмельком, не отменяет его. Даже наоборот! Человек всегда должен отвечать за слова, произнесенные им. Иначе он ни за что не отвечает. А кому нужен такой человек? Нет, дружище, я должен вымыть это окно. Это и тебе, и мне будет уроком. А когда я закончу, мы вместе сходим куда–нибудь и отметим это на выигранные мною деньги.

— Да вот они, твои деньги! — взмолился долговязый Джефф. — Я готов отдать их тебе теперь же! Только не нужно карабкаться по стене. Мы прямо сейчас можем начать отмечать твою победу.

— Нет, дружище Джефф, — покачал головой Билли, — такой победы мне не нужно! Подстрахуй…

И с этими словами начал спускаться с крыши, отталкиваясь ногами от стены.

Чуть ниже его спускалось ведерко с раствором для мытья стекла и специальная щетка. Он подготовился по–настоящему и собирался действительно мыть окно, а не просто показать, как он это мог бы сделать. Джефф с перекошенным от страха и отчаяния лицом придерживал веревку на всякий случай.

Смысл спора заключался в том, что придуманная Билли остроумная система для спуска по веревке из верхних этажей многоэтажных зданий проста, удобна и надежна. Она, без сомнения, позволит не только спастись из здания в случае пожара, даже нетренированному человеку, но и помыть окно на тридцатом или сороковом этаже такой громады, как, например, Мулер–Билдинг.

Джефф сказал, что это преувеличение, и довольно безответственное.

Присутствующие при этом приятели и просто случайные слушатели немедленно разделились на две группы. Одни встали на сторону Джефферсона, утверждая, что человек, подвешенный на веревке, — это человек, подвешенный на веревке. И то, как остроумно он подвешен, сути не меняет. И если спуститься, скажем, с десятого этажа на ней еще можно, то повиснуть на высоте двадцать восьмого этажа и что–то при этом делать — решительно невозможно. Сама такая попытка сопряжена со смертельным риском.

Другие настаивали на том, что если Уильям что–то говорит, то, вернее всего, так оно и есть. Эта позиция дает представление о том авторитете, которым пользовался этот некрупный человек, но сути дела прояснить не может. А потому Уильям вынужден был вызваться подкрепить свои слова делом, но только завтра и на трезвую голову.

Все тотчас начали делать ставки, и сумма достигла значительной в этом кругу величины.

Солнечные лучи сверкали на черном мраморе облицовки Мулер–Билдинг. Глаз светила многократно отражался в огромных окнах… Уильям спускался вниз, как паучок на ниточке.

Это событие, имевшее в дальнейшем весьма серьезные последствия, не занимало в данный момент никого в огромном городе. Но все же один независимый и весьма заинтересованный наблюдатель присутствовал при сем героическом и бессмысленном, как полагается всему героическому, деянии.

На крыше соседнего дома, среди каминных и вентиляционных труб, возникла высокая сутуловатая фигура.

По какой–то прихоти портного этот некто был одет в мешковатый сюртук цвета темного кирпича, такие же брюки и жилет и мягкие лаковые туфли, столь неуместные на крыше. На его остром, гладко выбритом черепе красовалась шляпа, какими пользуются охотники на птицу, в тон сюртуку. Пальто оливкового цвета он небрежно бросил на железные ограждения крыши.

Флай, а это был именно он, только переменившийся, приобретший куда более зловещие, демонические черты, поднял большую смотровую трубу, какие обычно используются офицерами воздушных судов. И действительно, на медном ободе объектива можно было прочесть:

«Айр–Карго–Скай»

Флай навел трубу на Мулер–Билдинг и смотрел неотрывно…

Он, как мы знаем, проделал весьма содержательное воздушное путешествие из Рэна в Мок–Вэй–Сити, разжившись на борту термоплана зрительной трубой и некоторым количеством расходных материалов.

Впрочем, после беспокойной ночи, материалы его подтаяли, и ему решительно не хватало их для осуществления плана. Возможно, пари поправит его дела. Но если и не поправит, главной цели в истории с подвесной системой для помывки окон он уже достиг.

Флай надеялся, что и оружейник, которого он собирался посетить вскоре, возьмется за его непростой заказ без задатка. как и оптик. А ко времени получения заказов он что–то придумает. Флай верил в свою способность «что–то придумать».

* * *

Итак, антаер Альтторр Кантор отправился к Орану Ортодоксу Мулеру.

Чуть раньше назначенного часа он остановил свой паромотор у черного мраморного небоскреба Мулер–Билдинг.

Кантор прибыл загодя, имея на то свои причины. Пусть твердыня Мулера находилась всего в трех кварталах от великолепного отеля «Мажестик Эсайлам», где обитал великий режиссер Улла Рен, антаер не сомневался, что последний опоздает на назначенную встречу с магнатом. Это было в сумбурной импульсивной натуре художника мультифотографии.

Кантор хотел побыть с главой синдиката и председателем совета производителей некоторое время наедине, до появления Рена, и стремился этот временной отрезок увеличить. То, о чем предстояло поговорить, не предназначалось для чужих ушей.