По следу Сезанна

Хольц как раз пытался решить, может ли небольшой, но прелестный Коро заполнить очевидный пробел в токийской коллекции Онодзука, когда раздался телефонный звонок. Камилла захныкала и натянула одеяло на голову. Хольц взглянул на часы на тумбочке. Почти одиннадцать.

— Хольц? Это Бернар Денуайе.

Хольц еще раз посмотрел на часы и нахмурился:

— Вы рано встали, мой друг. Сколько сейчас во Франции? Пять?

— Нет, я на Багамах. Хольц, я тут кое-что видел, и мне это очень не понравилось. Фотографии сняты на прошлой неделе у моего дома на Кап-Ферра. Сезанн, Хольц, Сезанн! Как его грузят в фургон сантехника.

Хольц уже не полулежал на подушках, а сидел, выпрямившись, и больше не понижал голос.

— И где они сейчас, эти фотографии? — Камилла недовольно завозилась и закрыла ухо подушкой. — Кто их сделал? Неужели эти подонки из «Пари матч»?

— Нет, они у меня. Мне их оставил фотограф — его зовут Келли. Он работает в том журнале, где в прошлом году была большая статья о нашем доме. Кажется «DQ» или что-то в этом роде.

— Никогда о таком не слышал. — Камилла застонала, и Хольц водрузил ей на голову вторую подушку. — А этот Келли, он что, хочет денег?

Денуайе ответил не сразу.

— Думаю, что нет. Он сказал, что завтра возвращается в Нью-Йорк, значит, я больше его не увижу. Но что происходит? Я думал, вы собираетесь отправить картину в Цюрих. Мы ведь договаривались. В Цюрих, а потом в Гонконг, и ни одна живая душа ни о чем не узнает — так вы говорили.

Хольцу нередко приходилось успокаивать трудных клиентов. В большинстве сомнительных сделок, подобных этой, бывает период неопределенности — иногда несколько часов, или дней, или даже недель, — когда один ее участник вынужден полностью довериться другому. Хольц всегда устраивал так, чтобы проявлять доверчивость приходилось не ему, а клиенту, но при этом хорошо понимал, какую тревогу чувствует человек, вручивший свою судьбу или деньги в руки постороннего. Он опять откинулся на подушки, и голос его стал мягким и уверенным.

Беспокоиться совершенно не о чем, если, разумеется, фотографии нигде больше не выплывут. А об этом он сумеет позаботиться, заверил Хольц француза, кинув взгляд на спящую Камиллу. Прервав Денуайе, начавшего было задавать вопросы, он продолжил: Клод — это не проблема. Он предан хозяину и скажет все, что ему велят, а об остальном будет молчать. А что касается фургона, так это элементарная маскировка. Водитель — никакой не сантехник, а сотрудник Хольца, курьер, перевозящий ценные вещи, не привлекая к себе особого внимания. Разве кто-нибудь заподозрит, что в старом, поцарапанном «рено» едет драгоценное полотно? Разумеется, нет. И Денуайе может быть совершенно уверен, что в настоящий момент его Сезанн спокойно катит по Европе. Хольц, правда, не упомянул, что по дороге картина сделает остановку в Париже, но ведь владельцу было совершенно необязательно знать об этом.

— Вот видите, друг мой? Вы можете быть совершенно спокойны. Это просто мелкое неудобство, не больше. Расслабьтесь, грейтесь на солнышке, а остальное предоставьте мне.

Денуайе положил трубку и долго стоял у окна, вглядываясь в черную тропическую ночь. Впервые за свою упорядоченную и законопослушную жизнь он имел дело с таким человеком, как Хольц. Очень неприятно. Беспокойство, ощущение зависимости, даже чувство вины. Но менять что-то уже поздно. Он завяз слишком глубоко. Ничего не поделаешь. Денуайе подошел к бару и налил себе коньяка. Хольц вроде бы уверен, что сможет уничтожить негативы и другие отпечатки, если они имеются. И этот молодой человек, похоже, говорил искренне. Может, он и правда поднимает шум из-за невинного совпадения. Но все равно, поскорее бы все это кончилось.

Хольц, однако, был далеко не так уверен, как показалось Денуайе. Если француз сказал правду, то времени у него оставалось совсем немного — только до утра. Он решительно снял подушки с головы Камиллы и бесцеремонно потряс ее. Она приподняла маску и с трудом открыла один глаз, выглядящий странно голым без грима.

— Только не сейчас, дорогуша, у меня совсем нет сил. Может, завтра утром, перед спортзалом. — Как многие невысокие мужчины Хольц компенсировал недостаток роста неуемным либидо, и временами Камилла находила это довольно утомительным. — Девочкам иногда нужен выходной, дорогуша. Ну, правда. — Она ласково потрепала его по руке.

Хольц словно не слышал ее.

— Мне срочно нужен адрес этого твоего фотографа. Келли.

Камилла с трудом приняла сидячее положение, прижимая к груди простыню.

— Что? А до утра это подождать не может? Руди, ты же знаешь, если я не высплюсь, то никуда не гожусь, а завтра у меня…

— Это важно. Нам грозят неприятности.

По складкам в углах его рта Камилла тотчас же догадалась, что дальнейшие препирательства бесполезны — Руди иногда бывал довольно жестким, — и поспешила в прихожую за сумочкой, по дороге больно ударившись ногой о массивный комод эпохи Людовика XV. Обратно в постель она довольно неуклюже прискакали на одной ноге.