По следу тигра

— Сам не ори, — Максим решительно свернул с натоптанной тропы и двинулся по снегу к людям. Те оглянулись дружно — все на одно лицо, их сам черт не отличит друг от друга. Низкого роста, головы втянуты в плечи, в прищуренных глазах читаются злоба и страх одновременно. И одеты все как инкубаторские — куртки, джинсы, обувь, шапки куплены на одной барахолке. Гастарбайтеры — дворники, уборщики, грузчики. Те, кто незаметно каждый день по пятнадцать-шестнадцать часов подряд делает самую тяжелую и грязную работу. Люди с задворков города, приезжие, выходцы из Средней Азии… Назови их как хочешь, смысл один — они не собираются интегрироваться в наше общество, им наплевать на наши ценности, им плевать на наши святыни. Ими двигают инстинкты — самосохранения, наживы, расширения территории своего народа. Их тактика схожа с тактикой захвата квартиры тараканами. Сначала их не видно, дальше они заселяют самые грязные и темные углы, затем их становится много и с ними уже тяжело бороться, в конце концов, они приходят на ваш стол и едят вашу пищу. Да еще и недовольны: скатерть не того цвета и размера, тарелки не так стоят, ложки-вилки не той длины, и вообще я суп не ем, несите мне черную икру…

«А здесь-то им что понадобилось?» — Максим стремительно шел вперед, а те отступали — бормотали что-то себе под нос, матерились, но далеко не отходили. А за их спинами топтался кто-то на одном месте, вытягивал шею и плакал — тонко, еле слышно.

— Отвали, — приказал Максим стоявшему ближе всех южанину, и тот нехотя сделал шаг в сторону, полез себе в карман джинсов. И тут же оказался на снегу, мордой вниз с заломленными за спину руками. Максим очень не любил резких движений, особенно когда дело происходило вот так — в темноте, в большой незнакомой компании и без свидетелей. Поэтому и сыграл на опережение, не давая дискуссии перейти в неконструктивное русло. Но остальные расходиться не торопились, разбежались в стороны и шипели теперь, как потревоженные гадюки. Зато и на того, мелкого, внимания больше не обращали.

— Подойди ко мне, — Максим глянул мельком в ту сторону и снова осмотрел нападавших. Те переминались с ноги на ногу, но приблизиться не решались. Лежащий на снегу дернулся пару раз, тявкнул что-то неразборчиво и заглох, получив хороший пинок по ребрам. За спиной хрустнули стебли тростника, и Максим обернулся. Девчонка — лет десяти, не больше, в светлом пуховике до колен, розовой шапке с помпоном и розовых же сапожках смотрела на него снизу вверх мокрыми от слез глазами. Розовый с белым шарф у нее на шее сбился, узел уехал в сторону плеча, ранец того и гляди свалится на снег.

— Пошли, — Максим поднялся на ноги, подтолкнул девчонку в спину, заставил идти перед собой. Та послушно затопала мимо затихших «гастров» и почти выбежала на тропинку. Максим шел следом, не оглядываясь, прислушивался только к доносившимся из-за спины звукам. Нет, эти стрелять не будут, не та порода. Да и с ножом вряд ли бросятся. Эта нация чужую силу на прочность проверять не будет, поостережется. То ли инстинкт самосохранения у них более развит, то ли генетической дури меньше. Так что можно идти спокойно. Но быстро.

— Рассказывай, — потребовал Максим, когда они поднялись вверх от моста и двинулись по хорошо освещенной улице. Девчонка — ее звали Маша — принялась рассказывать. Она живет с бабушкой и мамой вон там, в том доме — рука в розовой варежке указала на двенадцатиэтажную башню. Но к школе там идти неудобно — надо выходить на дорогу, а потом идти мимо стройки. Здесь, по мосту, ближе, хоть и страшно. В школу и обратно Маша всегда ходила здесь — утром и вечером. И людей этих видела, но те никогда близко не подходили. До сегодняшнего дня, вернее, утра.

— Понятно. А взрослые почему тебя не провожают? — не глядя на девчонку, спросил Максим. И заранее знал, что услышит в ответ. Так и есть — бабушка болеет, а мама работает в Москве, уезжает рано, приезжает поздно. О папе история умалчивала.

Дальнейший разговор не клеился, и по умолчанию решили, что в школу Маша сегодня не пойдет. Поэтому не торопились.

— Только бабушке ничего не говори. И маме тоже, — сказал ей на прощание Максим у подъезда, — больше там не ходи одна. Лучше по дороге.

Глупость, конечно, несусветная, ляпнул первое, что пришло в голову. Пойдет, и еще не раз пойдет, и не она одна. Гастарбайтеры живут где-то поблизости. Вряд ли бы они потащились на промысел в другой, дальний район города. И всем наплевать, что стаи полулюдей свободно бродят по городу и уже кидаются на детей. Этих — дворников, грузчиков и прочих — тут официально нет. В платежных ведомостях Ивановы да Петровы числятся, две трети зарплаты в карман начальству идет, остальное — «гастру», чтобы с голоду не подох. А то, что те поохотиться уже не только по ночам выходят, — так проблемы индейцев, то есть местных жителей, по традиции, шерифа не волнуют. Ну, индеец индейцу рознь.