По следу зверя

Предложение прозвучало столь неожиданно, что привело подростка в замешательство. Обернувшись, он ухватил взглядом ожидавшую в сторонке мать. Только сейчас обратил внимание, как осунулось и посерело за эти дни ее лицо. Несказанной нежностью наполнилось его сердце.

Подойдя, Акулина легонько взъерошила светлые вихры сына:

— Иди! Тебя все равно дома не удержать, а так хоть под присмотром старших будешь.

Коля решительно отстранился. Это разве дело?! Человека в партизаны приглашают, а она с ним — как с мальчишкой! Что подумает Федор Иванович? Он хотел сказать, что уже взрослый, что не надо с ним так-то, но, заметив, какой печалью наполнились глаза матери, промолчал.

— Ну, так что, Николай, пойдешь к нам? — повторил Чепраков. — Парочка смелых птенцов нам в отряде не помешает. Годков-то тебе сколько?

От радости Коле хотелось закричать, но сравнение с птенцом покоробило.

— Вообще-то мне семнадцатый пошел… — нахохлившись, выпалил он на одном дыхании и, немного подумав, добавил для солидности: — И я хорошо стреляю!

— Ну-у! — Брови Федора Ивановича взлетели. — Тогда сам бог войны велит тебе идти в мою дружину! — улыбнулся офицер. — Добро пожаловать в ряды партизан, боец Цвирко! Посмотрим, на что ты годишься.

Сердце Николая радостно колотилось, когда он пожимал крепкую, шершавую ладонь капитана.

Оставив село под захлебистый лай собак, отряд вышел к подлеску. Здесь было решено разделиться на две группы. Основная часть возвращалась с командиром в лагерь. С ним уходили и Акулина с сыном. Второй группе, возглавляемой старшим лейтенантом Виктором Вовком, предстояло завершить задуманное.

— Надо спешить! — торопил капитан. — Дождь собирается. Нам это на руку. Смоет следы колес.

— Успеем, Федор Иванович! — заверил Вовк.

Остановившись за бровкой дороги, командиры наблюдали, как мимо, скрипя и покачиваясь на ухабах, тянулись телеги с телами убитых фашистов. Неожиданно сбоку вынырнул новоявленный боец Цвирко и, как заправский военный взяв под козырек, обратился:

— Товарищ командир, разрешите доложить?

Федор Иванович приветливо кивнул:

— Разрешаю!

— Здесь не все полицаи. Двоих нет, как минимум.

— Ты уверен? — насторожился Чепраков.

— Точно говорю! Нет тех, кто мамку вчера били. Фамилию одного я хорошо запомнил — Матюшин. Второго узнал бы в лицо.

Капитан повернулся к Вовку:

— Что скажешь, Виктор? Плохо зачистили?

Офицер недоуменно пожал плечами:

— Уйти никто не мог. Мы все тщательно осмотрели. В живых остался только один полицай из местных. Жители собирались над ним самосуд учинить, но я не допустил. Сказал, чтобы все было по закону.

— По закону — это правильно, — согласился Федор Иванович. — Все же надо было по всем дворам пройтись. Может, кто спрятался… Ты представляешь, что будет с жителями, если хоть один фашист остался в живых? Завтра же немцы все село сожгут! — Капитан стал привычно пощипывать короткую бородку. Он так делал всегда, когда нервничал или крепко о чем-то задумывался. — Придется людей с собой уводить!

Вывод мирных жителей из села мог надолго связать руки партизанам. Их разговор слышал медленно проезжавший мимо возница. Спрыгнув с телеги, мужчина рассказал, что видел, как ночью из села выезжал грузовик с несколькими полицаями.

— Очень надеюсь, что эти двое были среди них, — облегченно вздохнул Чепраков.

Отпустив возницу, Федор Иванович одобрительно похлопал нового бойца по плечу:

— Ну, Николай, считай, что проверку на внимательность ты прошел на «отлично»! Остальному тебя подучит… — Оглядевшись по сторонам, командир окликнул старика с окладистой бородой: — Захар Петрович! Ты, кажется, просил подобрать тебе помощника? Вот, рекомендую — Коля Цвирко, наш новый боец.

Подойдя ближе, старик приосанился, скептически оглядел невысокого худощавого паренька.

— Жидковат будет, Иваныч! Недокормыш какой-то… Сдюжит ли? Сам знаешь, на наших-то партизанских харчах растущее тело не засалится, лицо не замаслится.

По усталому лицу Чепракова пробежала едва заметная улыбка.

— Сдюжит, сдюжит! Чувствую, паренек с характером. А жирок… Жирок — дело наживное.

— И то верно. — Старик указал подростку место подле себя. — Ходи сюда! Буду учить, как хозяйством управляться.

— Каким еще хозяйством? — воспротивился вдруг Николай. — Не согласен я становиться на хозяйство! Я воевать хочу!

— Воюваты? — Пряча в густых усах улыбку, Захар Петрович укоризненно покачал головой: — Хм! Сперва горшки за ранеными поноси, а тоди и повоюешь, а то враз в шею вытолкаю.

Говорил старик на смеси русских и украинских слов, что делало его язык трудно воспринимаемым для слуха. Но тон, каким было сказано, заставил Колю согласиться.

— Ну, горшки так горшки, — опустил он голову. — Только воевать я все равно буду!

— А як же! Без тэбэ мы Гитлера брать нэ будэмо! — то ли в шутку, то ли всерьез, кивнул Захар Петрович. — Значит, кажешь, што полицаи твою мамку забижали? — спросил он после короткой паузы. — Ну, подлецов мы найдем, не сумневайся. Найдем и спросим по всей строгости военного времени. Так я розумию, Федор Иваныч?