По сложной прямой

— Юля, — говорю я, вваливаясь к себе домой и сдирая с лица маску, — Витя сильно устал. Витя будет спать. Пожалуйста, бей током любого, кто попробует его разбудить…

Иду, шатаясь, размышляю, хватит ли мне сил раздеться. Нет, не хватит. Придётся превратиться в туман на секунду. В спину доносится задумчиво девичье: «А что мне за это будет?»

…

Стою в ступоре, позабыв про покой и сон. Что. Можно. Предложить. Призраку? Шестеренки наглухо скрипят об погнутый шаблон. Наконец, идея зажигается в голове вялой жопкой доживающего последние минуты жизни светлячка.

— Больше… не буду на тебя дрочить, — обреченно выдыхаю я в сторону призрака.

Та, задумавшись на секунду, величаво кивает. А когда я отворачиваюсь, чтобы наконец донести и бросить свои бренные мощи на кровать, в спину доносится:

— Ну… немножко можно…

… я этого не слышал!

На самом деле просьба моему личному привидению оказалось весьма актуальна, потому что за те 18 часов пока я дрых, в двери продолбилось чуть ли не всё население «Жасминной тени» из тех, с кем я общался ранее. Некоторые даже испытали на себе легкий удар током, чтобы потом, нудно вопя обиженным голосом Расстогина, скрыться вдали. Правда, у кое-кого получилось преодолеть защиту забавляющегося призрака, поэтому, когда я продрал глаза и выполз в большую комнату, то сперва подумал, что еще сплю и мне снится нечто упоротое — за столом сидела Янлинь, азартно рассказывающая внимательно слушающей её Палатенцу глубокие перипетии лесбийской любви. На звучный удар моей ладонью в моё же лицо она лишь досадливо обернулась. На секунду.

А потом моську скорчила. Мол, чего ты тут стоишь? Иди куда шёл. И Юлька тоже нечто такое, очень приблизительное, но на своем лице спародировала. Горестно вздохнув, я и пошёл в ванную. Не общага отморозков, а настоящее бабье царство, чего уж тут. Есть, конечно, еще несколько пацанов тут, но они тихие как мыши.

Умывшись холодной водой и почувствовав себя человеком, я вышел обратно в люди с целью плотно подкрепиться. Женщины и дети, скопившиеся в квартире, бросили разговаривать, вместо этого начав меня провожать туда-сюда взглядами, что, признаться, слегка нервировало. Но зов плоти был сильнее, поэтому я продолжал свою конструктивную деятельность с бутербродами, попутно прислушиваясь к вскипающему чайнику.

— Виктор, ты не хочешь… одеться? — осведомилась Окалина-младшая голосом, которым обычно вещала про доброе, светлое и радостное с трибун разным комсомольцам и прочим ударникам.

— Зачем? — зевнул я, — Что вы тут не видели?

— Нас снимает не очень скрытая камера, а записи потом смотрят разные люди. Специалисты, — пояснила Палатенцо под кивки юной китаянки, — У них может сложиться неправильное мнение о наших отношениях и о атмосфере в квартире.

— Я потому и гуляю тут голый, — лениво сказал почти правду я, таща к общему столу завтрак на двоих, от чего у младшей Цао удивленно дёрнулся глаз, — Наблюдать, Юль, очень скучно, вот честное тебе пионерское. Вчера этим занимался, едва пасть от зевоты не порвал. А вот когда интрига, тогда весело, да. Надо протянуть этим неизвестным товарищам руку помощи.

— Ты и так протянул! — фыркнула смуглянка в растянутой майке, без лишних рефлексий утаскивая с тарелки бутерброд и принимая от меня чашку с чаем, — Все говорят о том, что вы с Йулей любитесь!

— Пусть говорят…, — величаво помахал я своим бутербродом.

Правда, как выяснилось в процессе пожирания моих пищевых запасов, Янлинь сюда заглянула не затем, чтобы дополнить объяснениями некоторые вещи, которые Палатенцо, посланное мной, недавно видело в натурном, так сказать, разрезе. Причем, попутно еще и умудрившись извиниться за свое слегка неадекватное поведение на замороженном пруду. Китаянка, пребывая в тот момент тоже в не особо адекватном состоянии, настроении и даже позе, легко простила наблюдающую за происходящим звезду советской эстрады, благо, что ей, как «чистой», на возможные повреждения было чхать. Только вот подобная челночная дипломатия действовала в обе стороны, поэтому учительница первая моя в сексуальных и программистских делах была сюда заслана злой волей одной малявки, которая всерьез восприняла угрозу получить разряд током. Но решила, что если разряд получит кто-нибудь другой — то это нормально.

— Она хочет с тобой поговорить, — прочавкала дочь китайского народа, — Что-то важное. Ждёт у себя.

— Вот радости-то…, — угрюмо пробурчал я, пытаясь угнаться за энергичной пожирательницей снеди.