По современному

— Маменька, не дразните его! воскликнулъ Переносовъ. — Онъ адвокатъ, у всѣхъ мировыхъ свой человѣкъ и всѣ законы, какъ свои пять пальцевъ знаетъ. Онъ васъ въ Сибирь можетъ упечь за ваши дѣйствія.

Мать испугалась, заплакала, и, опершись на плечи приживалокъ, поплелась въ свою комнату. На другой день она перебралась въ мезонинъ, а сынъ остался жить въ нижнемъ этажѣ.

Литераторъ Заливаловъ былъ при Переносовѣ безотлученъ. Каждый день онъ придумывалъ новыя забавы: то морилъ въ азотѣ птицъ и оживлялъ ихъ въ кислородѣ, то дѣлалъ взрывъ какого-нибудь газа, то созывалъ фабричныхъ и, составивъ изъ нихъ цѣпь, разряжалъ въ нихъ лейденскую банку. Фабричные, получивъ отъ электрической искры толчокъ, присѣдали и вскрикивали, послѣ чего имъ давалось по рюмкѣ водки и они отпускались на фабрику. Не забывали себя разной хмѣльной дрянью и хозяинъ съ товарищемъ и уже къ вечеру никогда не были трезвы.

Видя все это, мать сильно огорчалась.

— Да вамъ бы женить его, Пелагея Дмитріевна! говорили ей про сына знакомые.

— Пробовала, голубчики мои, да ничего съ нимъ не подѣлаешь, — отвѣчала она. — Хорошую дѣвушку и богатую ему предлагала, да развѣ онъ путный?.. Твердитъ одно: ужь если женюсь на комъ, такъ женюсь по-современному, на актрисѣ. И осрамитъ меня: женится на актрисѣ, я это знаю! Какъ бы вотъ литератора отъ него этого спровадить? Да нельзя никакъ! Я ужъ и отступнаго ему пятьдесятъ рублей давала. Чтожъ вы думаете? Деньги взялъ, а уходить не уходитъ, да еще теперь кланяться пересталъ.

Чтобы какъ-нибудь обуздать сына, мать нѣсколько разъ рѣшалась было не давать ему денегъ, но и тутъ у него находились уловки и угрозы, и ея рѣшимость оставалась не причемъ. За деньгами онъ началъ являться къ матери не иначе, какъ въ сообществѣ своего любимца, кучера Михайлы.

— Мнѣ, маменька, двѣсти рублей денегъ надо? говорилъ онъ. — Хочу на чердакѣ трубу поставить и звѣзды небесныя разсматривать.

— Откуда у меня деньги, Николинька? отвѣчала она. — Вѣдь ты самъ знаешь, какіе теперь платежи по фабрикѣ!

— Полноте хныкать-то — словно Кощей безсмертный! Фабрика фабрикой, а сынъ сыномъ. Не по міру-же мнѣ идти, въ самомъ дѣлѣ! Такъ не дадите?

— Нѣту денегъ!

— А коли не дадите, такъ мы сейчасъ… Эй, Михайло! приказывалъ онъ кучеру. — Тащи сюда изъ кабинета скелеты!

— А летучихъ мышей не прикажете захватить? отзывался кучеръ.

— Тащи и летучихъ мышей, и жабъ, и всякихъ гадовъ!

Кучеръ бѣжалъ внизъ. Мать плакала, крестилась и, боясь опоганить свое жилище «нечистью», въ концѣ концовъ, выдавала требуемыя деньги.

За два дня до своихъ имянинъ Переносовъ явился къ матери и сказалъ:

— Ну, маменька, пожалуйте триста цѣлковыхъ. Въ день ангела у меня будетъ пиръ горой. Будетъ такой современный вечеръ, о которомъ вы, по своему необразованію и понятія не имѣете. И кромѣ того будетъ сюрпризъ гостямъ: двѣ французинки отмѣнной красоты. Онѣ споютъ и станцуютъ.

— Николинька!.. начала было мать.

— Михайло, тащи сюда змѣю! крикнулъ онъ кучеру.

Мать только всплеснула руками и дала деньги.

6-го декабря, часу въ восьмомъ вечера, имянинникъ Николай Иванычъ Переносовъ и его «неизмѣнное копье», литераторъ Заливаловъ, расхаживали въ своей квартирѣ по залѣ и ожидали пріѣзда гостей. Посреди комнаты помѣщался большой столъ, покрытый зеленымъ сукномъ, на которомъ стояли электрическая машина съ приборами, резервуары съ заранѣе приготовленными газами и двѣ клѣтки: одна съ воробьями, другая съ кроликомъ. Такойже столъ, со всевозможными выпивками и закусками, стоялъ у стѣны. Надъ столомъ на стѣнѣ была надпись: «предварительная выпивка».

— Французинки-то, Алимпій Семенычъ, настоящія будутъ? спрашивалъ у Заливалова Переносовъ.

— А то какъ-же? Самыя настоящія, изъ Орфеума. Я ихъ пригласилъ по позже. Мы ихъ, знаешь, на закуску гостямъ пустимъ.

— Ты ужь съ ними, пожалуйста, по-французски, потому иначе кто-же? Правда, у меня будетъ купецъ Русовъ, онъ и въ Парижѣ былъ, только по французски наврядъ понимаетъ, потому самъ разсказывалъ, что двѣнадцать денъ тамъ прожилъ и все въ пьяномъ образѣ обрѣтался. Эхъ, далеко мнѣ еще до настоящей современности! вздохнулъ Переносовъ. — Вѣдь вотъ ужо устрицы подавать будутъ, а я ихъ и въ ротъ взять не могу. Не стали-бы гости-то смѣяться? Давеча пробовалъ: закаталъ ее, знаете, въ хлѣбъ, обмазалъ горчицей, — жевать жую, а проглотить не могу…

— Ничего! Бываютъ и современные люди, а устрицъ не ѣдятъ, успокоивалъ Заливаловъ.

— Литераторы-то, твои знакомые, въ которомъ часу хотѣли пріѣхать?

— Ровно въ восемь.

Въ девятомъ часу гости начали съѣзжаться. Первымъ пришелъ капитанъ Замоловъ, живущій недалеко отъ фабрики и познакомившійся съ Переносовымъ за нѣсколько дней передъ тѣмъ въ фабричномъ трактирѣ. Онъ былъ въ отставномъ мундирѣ и принесъ съ собой шпагу, на которой долженъ былъ быть прикрѣпленъ сахаръ при вареніи жженки. Закуривъ трубку, онъ сказалъ: