— Чужая огромная хата. Новая частная школа. Папашка с чувством вины, готовый целовать ее в задницу.
Элька поджимает губы, и ее взгляде появляется жалость.
— Не смотри на меня так! — требую я. — Она вылетит из моего города, как пробка из бутылки. Если понадобится, я выволоку ее за волосы!
Элька дружески кладет руку на мою сжатую в кулак ладонь.
— Скоро урок закончится, — говорю я, — пойди, посмотри, где она там. И не вздумай подружиться с ней!
Элька поднимает руку и отпрашивается в туалет без каких-либо вопросов. Когда она возвращается, уже звенит звонок.
— Ну?
Я поднимаюсь и яростно запихиваю в сумку ручки, тетрадь и учебник. Элька прикусывает губу и размышляет о чем-то, поглядывая на пустую парту Краснова. Где его черти носят? В прочем, сейчас у меня нет времени об этом думать.
— Ничего, — наконец произносит Элька. — Наверное, ушла.
Ее голос какой-то странный, но, похоже, дело в ней и Краснове. Вот, о чем она думает. А я не собираюсь обсуждать с ней это. До поры до времени.
«Сестричка» и в правду ушла. На уроках, по крайней мере, так и не появилась. Мой мозг отчаянно пытается сопоставить одновременное отсутствие ее и Краснова, но я отмахиваюсь от этой мысли. Не может такого быть. Это никак не связано.
После уроков наша компашка устраивается в столовой.
— А кто эта милашка, с которой ты с утра пришла? — спрашивает вдруг Лешка у Эльки. — Из какого класса?
Элька с ходу шлепает его по лбу.
— Милашка, значит? Милашка?
Макс смеется и наклоняется ко мне:
— Все нормально? — тихо спрашивает он, пока Элька продолжает словесную перепалку с Лешей.
— Нормально.
— На тебе весь день лица нет, — Макс обеспокоенно хмурит брови.
Мне всё это в новинку. Алмаз никогда не пытался выведать, что творится у меня на душе, и мне это нравилось.
— Не хочу об этом говорить.
Чувствуя, что он продолжит настаивать, я с шумом отодвигаю стул и встаю: все равно кусок в горло не лезет. Макс удивленно смотрит на меня.
— Мне нужно уйти, — объявляю я друзьям и понимаю, что это действительно то, что мне сейчас необходимо.
Выходя из школы, я вдруг понимаю, что не могу пойти домой. Потому что там она. Белобрысая проблема. Мне придется наблюдать за тем, как папа прыгает вокруг нее, как цирковой пудель. А мама будет сидеть в запертой комнате, потому что привыкла закрываться от проблем, а не решать их. Меня охватывает злость. Если бы она была понапористей и поставила отцу ультиматум, он бы не привел эту девку домой.
Я чувствую движение за своей спиной и резко оборачиваюсь. Макс запыхался, догоняя меня, и шумно дышит. Закатываю глаза и продолжаю идти вперед. Он не отстает, но и, к счастью, ничего не говорит.
— Утренняя милашка — моя сестра, — мой голос звучит на удивление бодрым: видимо, я начинаю привыкать к этой фразе.
Макс не отвечает, и я скашиваю на него глаза. Он выглядит скорее задумчивым, чем удивленным.
— Весело, да? Отец поселил ее в гостевую спальню и сюсюкается с ней, как с маленькой.
Опять же тишина.
— Я собираюсь переехать ее на машине.
— Что?! — голос Макса срывается в крик.
— Просто проверяла, слушаешь ли ты, — улыбаюсь я.
На его лице медленно проявляется неуверенная улыбка.
— Я хотел дать тебе выговориться.
И он прав. Мне становится легче от того, что я говорю об этом вслух. Какая-то часть меня безумно благодарна ему за то, что он вынудил меня признаться в своих проблемах. Я опускаю взгляд и смотрю на то, как в такт движению покачивается рука, повисшая вдоль его тела.
Мне нужно придвинуться лишь на несколько сантиметров, чтобы мои холодные пальцы прикоснулись к его. От неожиданности Макс вздрагивает и удивленно смотрит на меня. Я продолжаю начатое, и его рука уже податливо обхватывает мою.
Это первый раз, когда я позволяю ему хоть какой-то физический контакт с романтическим подтекстом, и это оказывается даже приятно.
Я застаю Милашку на кухне за поеданием обезжиренного йогурта. Она сидит, поджав под себя ноги и уставившись в полупустой пластиковый стаканчик. Мне приходится как-то называть ее у себя в голове, и я решила остановиться на «Милашке». Мой внутренний голос произносит это ядовито-саркастическим тоном, и мне это по душе. Не сестрой же ее называть, в самом деле? Пусть это и реальность, но мой разум отказывается воспринимать ее, как родственницу.
Я усаживаюсь напротив нее, кладу локти на стол и слегка подаюсь вперед. Занимаю позу хозяина ситуации (и квартиры, если уж на то пошло). Она продолжает игнорировать меня, но уже не ест, просто ковыряет чайной ложечкой белую жижу.
— Не ожидала, что ты все еще тут, — безразлично бросаю я.
Милашка наконец обращает на меня внимание: исподлобья осторожно поднимает светлые глаза и молчит. В школе я ее напугала, и эффект все еще держится. Это хорошо.
— Дам тебе еще немного времени, — снисходительно заявляю я. — Я ведь не монстр какой. Объяснишь папе, что твое место не здесь, поблагодаришь за проявленную доброту и…
— Девочки, — на кухню метеором вносится папа и одаряет нас по очереди радостным взглядом, — вы уже дома! Да еще и сидите здесь. Вместе.