«Вот черт, — раздраженно подумал Катаев. — А еще двойное название у него — механик-водитель. Совсем дороги не разбирает».
В ту же минуту командир орудия издал радостный возглас. Он перегнулся вниз и закричал в ухо Катаеву, силясь перекричать грохот.
— Как утюгом! Отстрелялись голубчики!
Уже потом Матвей Иванович узнал, что танк проутюжил один за другим три немецких батальонных миномета, установленные в яблоневом саду, на западной окраине деревни. Но в ту минуту заряжающий так ничего и не понял — командир орудия снова прильнул к оптическому прицелу.
Все вокруг — в ядовитой копоти, в дыму, который ест глаза до слез.
А Ковш все показывал то большой, то указательный палец, и нужно было снова и снова доставать снаряды или передавать диски в нетерпеливые, дрожащие руки пулеметчика.
— Гарно, дюже гарно! — кричал Ковш и, довольный, хлопал заряжающего по плечу…
Но потом в бою наступила какая-то заминка. Танк повернул обратно, долго стоял неподвижно и не вел огня.
Ковш открыл люк, все вздохнули полной грудью, и к людям пришло ощущение высшего блаженства, которое сейчас все было заключено в этом великолепном, голубом, полном свежего воздуха круге неба, что виднелся снизу, из люка.
Ковш был явно обеспокоен.
— Кабы ваша пехота воевала пошвидче, — сказал он укоризненно, глядя вниз на Катаева. Голос Ковша был хорошо слышен; танк стоял, а мотор работал на малых оборотах. — Без пехоты ничего не выйдет. Еще минут десяток, фашисты очухаются и… — Вдруг лицо его осветилось, и он закричал: — Бегут! Бегут, бисовы дети! Торопятся!
Катаев тоже высунул голову из люка и увидел вдали, на краю улицы, фигуры пехотинцев. Они быстро приближались.
— Наши! — закричал Катаев и замахал рукой.
Он издали узнал бронебойщика великана Шульгу, командира роты Деревянкина, Косынкина, Бублика и других. Катаев смотрел на своих товарищей с гордостью и счастливым волнением, каких никогда не знал раньше.
Ему не терпелось выпрыгнуть из танка и побежать вместе с товарищами, но Ковш приказал оставаться на месте. Механик уже включил полный газ.
— Да здравствует вторая рота! — закричал тогда Катаев, силясь перекричать шум мотора. — За нами, товарищи пехота!
Услышав призыв танкиста, обращенный к ним, ко второй роте, пехотинцы закричали «ура» и устремились за танком.
Катаев полагал, что товарищи узнали его, — и ошибся. Никому и в голову не пришло, что этот танкист с черным лицом, кричавший из люка, — Катаев. Но призыв, обращенный ко второй роте, был услышан, и рота не осрамилась перед танкистами.
Люк захлопнулся, танк двинулся вперед. И опять заряжающий работал в тряской черной темноте, опять нечем было дышать.
Но пришла минута, когда командир орудия выпустил последний снаряд, а стрелок-радист расстрелял все шестьдесят три патрона последнего диска. Механик-водитель повернул машину домой, и они поехали мимо немецкого окопа, где уже подсыпали бруствер и деловито устраивались бойцы, мимо яблоневого сада, по всей деревне Никишино, возвращенной к жизни…
Вечером того же дня генерал-майор танковых войск наградил всех членов экипажа. Матвей Иванович получил медаль «За отвагу». Он так растерялся, что при вручении сказал совсем по-штатскому «большое спасибо» и не поблагодарил толком, когда генерал сам привинтил ему медаль к гимнастерке…
Прошло трое суток, а Катаева все не было. И вот, когда в роте уже решили, что он пропал без вести, Катаев явился целехонький, с винтовкой, и доложился по всем правилам командиру роты Деревянкину.
— Какими судьбами? — спросил Деревянкин. От удивления он не сразу нашелся, что спросить. — Где пропадал? Где завоевал медаль?
— Воевал, согласно приказу, в танке. На должности заряжающего. Взводный меня для взаимодействия послал. Разве он не доложил? — удивился в свою очередь Катаев.
— Где ему, — вздохнул Деревянкин. — Его, беднягу, санитары с поля боя унесли.
— А что касается этого, — сказал Катаев и показал подбородком на медаль, — на то есть приказ генерала танковых войск. Может, знаете? Чернявый такой, все пехоту хвалил.
— Ну что же, поздравляю, — сказал Деревянкин. — А то — как сквозь землю…
— Лишь бы снарядом не засыпало, а сами по земле ходить умеем, не провалимся, — сказал Катаев с неожиданной для него бойкостью. — Только завезли вот меня в танке за тридевять земель. Два дня роту искал. Пока найдешь…
Когда Матвей Иванович собрался выходить из землянки, он спросил:
— А Плюхин наш не пострадал за деревню? Я у ребят еще не был, к вам торопился.
— Куда такой молодец денется! Воюет огородник. Не всем же с командиром роты в прятки играть, как тебе…
Катаев уже успел устроиться в землянке на новоселье и отдохнуть с дороги, а Плюхина все не было — он стоял на посту. Ему передали о возвращении Катаева, и он появился на пороге землянки, запыхавшийся от быстрой ходьбы.
— Ну вот и я, — сказал Плюхин, переборов одышку, и радостно оглядел воскресшего друга.
Катаев сидел в тесном кружке товарищей.
— Ты где это столько сажи нашел? — удивился Плюхин. — Чистый трубочист. Вывалялся словно…
Только сейчас Плюхин заметил медаль на закопченной гимнастерке.