Он встал на колени, расстегнул сумку, нащупал бутылку, но решил почему-то бросить сперва другую бутылку, будто это имело какое-нибудь значение. А на память опять пришла прилипчивая, неуместная шутка: «Вам без какого сиропа: без вишневого или без клюквенного?»
Зажигательную бутылку КС опасно брать при метании за горлышко. Терехов взял бутылку в обхват, так что ладонь легла на этикетку с пенящимся бокалом. Он замахнулся, откинувшись всем телом назад, и швырнул бутылку в танк. Всю силу, всю меткость, всю свою злобу вложил он в этот бросок.
Терехов очень удивился, не услышав звона разбитого стекла. Он испугался: «Промах!»
Но тотчас же на броне показался огонь. Розовые языки зашевелились на ветру. Жидкое пламя растекалось все больше, и вскоре огонь охватил корму танка.
Позже над танком поднялся столб черного дыма, и до Терехова донесся запах горелой резины. Но башенный стрелок по-прежнему строчил зеленым свинцом, и Терехов припал за пеньком к земле.
Терехов знал, что позади танка, в нескольких метрах от него, есть мертвая зона обстрела, где пулемет бессилен. Он подполз еще ближе. Стало так жарко, что от мокрой шинели пошел пар.
Терехов нащупал в сумке вторую бутылку и разбил ее о башню.
Огонь взялся с новой силой, огненные кляксы показались на броне. Верхний люк открылся, и над ним показалась голова в шлеме.
Терехов едва успел вспомнить о пистолете, как услышал очередь из пулемета, и фашист провалился в люк. Этот пулемет был голосистее танкового, у которого звук отчасти поглощается машиной. И Терехову стало радостно от мысли, что во время его поединка за ним следили и вовремя пришли на помощь.
Чадный зной заставил его отползти в сторону, в темноту.
— Сюда, сюда, товарищ сержант, — зашептал кто-то совсем близко, прерывисто дыша.
Человек махал левой рукой. Голова его лежала на бруствере окопа. Терехов полз от света и потому не сразу узнал человека в лицо.
— Ксюша!
— Танк подожгли! — воскликнул в ответ Ксюша, будто сообщал товарищу свежую и поразительную новость.
Терехов услышал, что Ксюша тяжело дышит.
— В плечо, — сказал Ксюша, морщась от боли. — Только замахнулся — и вот…
Рядом на бруствере лежала связка гранат. Ее не смогла удержать простреленная рука — сильная раньше, беспомощная теперь.
Утро застало Терехова в чужом окопе за перевязкой.
В танке уже взорвалось все, что умело взрываться, а он еще исторгал в небо вонючую копоть, и непонятно было, откуда в танке взялось столько горючего материала.
Ветер сносил смрадный дым на белые стволы берез, которые сейчас, в утренний час, стали оранжевыми.
ТАК НАЗЫВАЕМОЕ ОКРУЖЕНИЕ
В темную, беззвездную ночь на самом рубеже июня и июля 1941 года капитана Шевцова вызвали к большому начальству. В лесочке, подступавшем к шоссе Витебск — Лиозно, стоял одинокий дом. Вызванные командиры встали по команде «смирно», когда в тесную горницу, сильно пригнувшись в дверях, вошел очень высокий командир в плащ-палатке, а за ним командующий 20-й армией генерал Курочкин. Высокий снял плащ-палатку, но если бы Никон Шевцов и не увидел маршальских звезд на петлицах, он сразу признал бы в вошедшем Семена Константиновича Тимошенко. Штабной офицер доложил командующему Западным направлением маршалу С. К. Тимошенко, что вызванные командиры отступают с боями от границы и почти все — пограничники.
Маршал обратился к ним с кратким словом. Он напомнил о тяжелых условиях, в которых мы начали боевые действия, сказал о войсках, которые спешат из глубины России на подмогу, с горечью сказал о белорусской земле, которую мы оставляем врагу, напомнил о патриотических традициях нашего народа, о партизанской войне. Нескольким командирам, в том числе капитану Н. Ф. Шевцову, маршал приказал остаться на территории, которую мы временно оставляем, и наносить удары в спину оккупантам — рвать их коммуникации, устраивать диверсии на дорогах, по которым с арьергардными боями уже отступили наши части. Через два месяца отряды должны прорваться через линию фронта к своим. Маршал посоветовал не сколачивать громоздких отрядов, а действовать мелкими группами, которые потом неминуемо разрастутся.
Так в лесах западнее Сенно, Богушевска и Лиозно началась боевая деятельность отряда Шевцова. Поначалу в нем насчитывалось восемнадцать бойцов и офицеров, но отряд быстро набирал силу, к нему прибивались те, кто отстал от своих рот, батарей и жаждал сражаться с оружием в руках.
В те дни первые партизанские отряды только формировались, и группа Шевцова, напоминавшая о себе фашистам каждый день диверсиями и засадами, сильно беспокоила немецкое командование. Для борьбы с диверсантами вызвали полевую жандармерию.
Отряд Шевцова воевал тогда в окружении, про которое Никон Шевцов всегда говорил «так называемое окружение».
Капитан Шевцов часто уходил в разведку и подолгу не возвращался в отряд.
В такие часы у старшего политрука Николая Старостина не было отбоя от вопросов.
— Где капитан?
— Капитан вернулся?