Картина Холмана Ханта «Свет мира» в XIX веке была, пожалуй, самым знаменитым произведением религиозной живописи. Она, должно быть, знакома всем. Холман Хант написал ее в возрасте 27 лет, когда, разочарованный тем, что его картины плохо продавались, он пытался бросить занятия искусством и заняться земледелием в американских колониях. Но это произведение изменило его жизнь. Оно принесло художнику признание и дало возможность осуществить давнюю мечту: жить в Палестине и писать библейские сюжеты в стране, где родился Христос. Среди наиболее знаменитых работ Холмана Ханта, созданных в Палестине, вероятно, лучшей является «Козел отпущения» — трогательное изображение несчастного, изможденного существа, бредущего в мрачном одиночестве по соляным горам Мертвого моря, так как на его голову возложены все грехи человечества.
Я где-то читал, что любимым пейзажем Холмана Ханта был вид, открывающийся с дороги в Вифлеем; полагаю, это каменное сидение и отмечает его излюбленное место. Нет сомнения, что жаркая, грозная перспектива долины Иордана с этого ракурса и навела художника на мысль о картине «Козел отпущения».
Вид пестрой долины и бесплодных, безводных Моавских гор делает жаркую дорогу чуть более прохладной. Там внизу, подумал я, Мертвое море должно быть очень теплым. Ладони стягивает жгучая корка, а вода засыхает в растрескавшихся глиняных канавках, проходящих между банановыми плантациями.
Легко понять, почему мистики так часто уходили в эти ужасные горы, чтобы обрести истину. Столь полное безразличие к потребностям человека обещает Божественное откровение; нежелание утолить жажду тела говорит о страстной тяге утолить жажду духовную.
Я двинулся дальше, мимо белой купольной гробницы Рахили, которую почитают и христиане, и иудеи, и мусульмане, а там, где дорога разветвляется, уходя в сторону, на Хеврон, заглянул за каменную стену и увидел то, что археологи в Иерусалиме советовали мне ни в коем случае не пропустить: единственную сохранившуюся реликвию Понтия Пилата, руины акведука, который ведет от Бассейна Соломона к Храмовой горе. Это произведение инженерного искусства вовлекло Пилата в финансовый скандал.
Пилат был назначен прокуратором Иудеи в 26 году н. э. и занимал этот пост в течение десяти лет. Обычай ставить губернаторов на столь долгий срок был введен Тиберием, который с горьким цинизмом говорил, что обогатившийся губернатор лучше для страны, чем новый и жадный. О карьере Пилата в Палестине известно гораздо более того, что сказано в евангелиях. Иосиф Флавий и Филон приводят длинные и обстоятельные, но различающиеся между собой списки его дел.
Он демонстрировал активную антипатию к евреям и недоуменное презрение к их религиозным табу. Он считал их опасными маньяками и зачинщиками всевозможных бунтов. Он испытывал прямое и грубоватое отвращение солдата к политическим интригам, которыми был окружен, а также ненависть «человека мира» к узколобому фанатизму, с которым сталкивался на каждом шагу. Он быстро терял терпение и часто отдавал своим войскам приказ атаковать евреев; но, внимательно читая историю той эпохи, задаешься естественным вопросом: а что еще он мог поделать? Римская толерантность зачастую воспринималась как слабость.
Первые шаги не принесли ему популярности среди иудеев. Римляне всегда проявляли подчеркнутое уважение к религиозным верованиям покоренных народов, а потому войскам не разрешалось проходить маршем через Иерусалим с поднятыми штандартами, на которых красовался лик императора. Их сворачивали и убирали с глаз населения из почтения к закону Моисея, накладывающему запрет на идолов. Однако Пилат, вводя в Иерусалим свои части, прошел по городу ночью, и на дворце вывесили изображения орла и образы императора.
Когда проснувшиеся поутру евреи увидели это, город пришел в волнение. Депутации граждан собрались вокруг дворца и оставались там пять дней, они просили убрать установленные Пилатом образы. Прокуратор ответил угрозой: если парламентеры не разойдутся, они будут перебиты. На шестой день его вынудили принять представителей города, которые кричали, что скорее добровольно пойдут на смерть, чем станут терпеть попрание их священных законов. Пилату пришлось отступить, орлы и имперские образы были сняты.