По стране Литературии

В начале прошлого века большой популярностью пользовалась поэма В. А. Жуковского «Двенадцать спящих дев», состоявшая из двух баллад: «Громобой» и «Вадим». Это была сентиментальная история в духе раннего романтизма; ее содержание кратко пересказал Пушкин в начале четвертой песни «Руслана и Людмилы».

Поэма Жуковского была весьма подходящим объектом для подражаний, и они не замедлили появиться. Автором одного из них был родственник Жуковского В. А. Проташинский. Одно время он служил в московской полиции, хорошо знал ее нравы, и поэма дяди вдохновила его на острую, злую сатиру. Спародировав заглавие, он назвал ее «Двенадцать спящих будочников».

Так назывались в николаевские времена полицейские нижние чины, жившие в крохотных отапливаемых будках и надзиравшие за порядком на улицах и площадях.

Пьянство, взяточничество и рукоприкладство московских будочников были притчей во языцех. Впоследствии эти будки были снесены, а полицейские, в чьи обязанности входило дежурство на улицах, получили наименование городовых, снискавшее не менее печальную известность.

Свое имя на обложке Проташинский заменил шутливым псевдонимом «Елистрат Фитюлькин» и рискнул в 1832 году представить свое сочинение в цензуру. Предвидя возможный запрет, он начал книжку с обращения в шутливой форме: «Цензурушка, голубушка, нельзя ли пропустить?»

Предисловие заменял диалог автора и читательницы.

Последняя спрашивала: «Не стыдно ли вам было написать такую гадость? Неужели вы только и нашли в полицейских достойного описания, что одну их склонность к развеселительным напиткам?» Автор отвечал, что у него были самые лучшие намерения: он-де только стремился «доказать, что противу благоустроенной Полиции и нечистые духи устоять не могут». В качестве другой причины, побудившей его написать эту «поучительную балладу» он выставлял свою нужду. В ответ на предупреждение, что балладу разбранят все журналы, автор пригрозил написать «Двенадцать спящих журналистов», и они у меня выйдут еще хуже будочников».

При переиздании книжки в 1862 и 1909 годах и этот диалог, и обращение к цензуре были сняты; псевдоним «Елистрат Фитюлькин» заменен на «К. Ф.»

Действие происходит в Москве, а героем баллады является трубочист Фаддей, который, подобно герою Жуковского, продал свою душу черту Асмодею за то, чтобы стать богачом и красавцем; потом продал ему и души своих 12 сыновей, чтобы получить отсрочку. Но большая часть баллады посвящена московским «подьячим-крючкам», т. е. чиновникам и полицейским, которые озлобились на Фаддея за то, что тот не давал им взяток и не угощал обедами. Но потом Фаддей образумился, стал их задабривать и с их помощью, когда Асмодей пришел за его душою, отбился и от него, и от самого Сатаны.

Полицейские восклицают:

Никак его не отдадим!
Когда нам с ним проститься —
То где ж тогда мы поедим
И где нам так напиться?

Сверх ожиданий, цензор отнесся к поэме снисходительно и, не усмотрев в ней ничего, кроме шутки, поставил гриф: «Печатать разрешается». Этим цензором был С. Т. Аксаков, будущий автор книг, вошедших в золотой фонд русской классики. «Двенадцать спящих будочников» были напечатаны в типографии Московского университета и поступили в продажу.

Но вскоре обер-полицеймейстер Муханов подал рапорт на имя генерал-губернатора князя Голицына, где было сказано: «Цель как сочинителя, так и г. цензора — очернить полицию в глазах непонимающей черни и поселить, может быть, чувство пренебрежения, а потом и неповиновения, вредное во всяком случае».

Дело дошло до царя. Николай I, как сообщил шеф жандармов граф Бенкендорф министру народного просвещения князю Ливену, «прочитав сию книжку, изволил найти, что она заключает в себе описания действий московской полиции в самых дерзких и неприличных выражениях; что, будучи написана самым простонародным, площадным языком, она приноровлена к грубым понятиям низшего класса людей, из чего обнаруживается цель распространить ее чтение в простом народе и внушить ему неуважение к полиции. Наконец, предисловие сей книги, равно как и следующее за оным обращение к цензуре, писаны с явным нарушением всякого приличия и благопристойности».

Продажа книжки была запрещена, а разрешивший ее к печати цензор Аксаков был по распоряжению царя уволен со службы «как вовсе не имеющий для звания сего способностей».

ДИСПУТ О ЦАРЕ ГОРОХЕ

«Давно, когда царь Горох с грибами воевал» — такое присловье для обозначения стародавних времен записал В. И. Даль в своем «Толковом словаре живого великорусского языка». М. Е. Салтыков-Щедрин пишет о «лизоблюдах, которые еще при царе Горохе тарелки лизали».

При царе Горохе — т. е. очень давно, в незапамятные времена — объясняет и современный «Словарь русского литературного языка».

Эта шутливая поговорка легла в основу любопытной книжки под названием: «Подарок ученым на 1834 год.