Бедный Пьер! Он «долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана… и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады:
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…»
Зачем Борис говорит всё это? Разве он не знает, что в это самое время его мать там, внизу, унижениями и дотошностью вотрётся в дом старого графа, оттеснит князя Василия и любыми средствами достигнет своей цели: урвать что-нибудь для Бориса. Знает. Но не надо думать, что он лжёт Пьеру. Он хочет, чтобы было так, как он говорит, и в эту минуту даже верит, что так оно и есть. Его гордость, его самолюбие наконец-то удовлетворены: он сказал те слова, которые хотел бы произнести при матери, при князе Василии, при Ростовых, – но там нельзя, он достаточно благоразумен, чтобы понимать это, а здесь можно и нужно. И в то же время он понимает, что только этим гордым и независимым заявлением можно завоевать расположение Пьера, а Пьер, как ни говори, вдруг ещё будет графом Безуховым…
Так оно и вышло: много позже, уже в 3-й части I тома, мы узнаем, что «Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и
И получит! Он всё получит, что захочет, он и князю Андрею сумеет полюбиться. Накануне Аустерлица он приедет в штаб Кутузова и вот что там произойдёт:
«Борис в эту минуту уже ясно понял… что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе… была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда-нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписаной субординации.
Вот каков был результат разговора Бориса с Пьером в отдалённой комнате громадного дома графа Безухова. То, чего не могла добиться унижениями и настойчивостью Анна Михайловна Друбецкая, было достигнуто её сыном легко, без труда, без унижений – наоборот, он даже удовлетворил свою гордость. Очень спокойный и очень благоразумный молодой человек, хорошо знающий, где что сказать, – таким он пройдёт через весь роман: таким подслушает разговор царя о переходе Наполеона через Неман и первым узнает о начале войны, и сумеет извлечь из этого выгоду; таким сунется под руку к Кутузову перед Бородиным – с уместным восхищением ополченцами, которые приготовились к смерти и поэтому надели белые рубахи; таким он будет в гостиной Жюли Курагиной: преодолевая отвращение, он скажет ей все любовные слова, каких она захочет, потому что её миллионы, леса и поместья дороже слов; и в будуаре Элен он будет таким же – Элен, со своими связями, продвинет его карьеру, – и только один человек на белом свете вырвет его на время из благоразумия и спокойствия – это Наташа; но и Наташу он отодвинет в сторону – не жениться же на бесприданнице, ведь Ростовы к тому времени разорятся…
Что же, Борис – плохой человек? В том-то и дело, что ни разу он не совершит ничего непорядочного в прямом смысле слова. И тем не менее здесь, в верхнем этаже старого дома графов Безуховых, сошлись сейчас два юноши, воплощающие два мира: честный и бесчестный.
Перед каждым из юношей – длинная жизнь, полная событий, и не раз их пути перекрестятся. Путь Пьера будет полон ошибок, заблуждений и разочарований, но всегда Пьер будет искать истину, добро и справедливость. Борису всё это не нужно – он будет искать карьеры, положения, денег, и всё это он найдёт.
Но ведь это он же был, он – тот, с кем тоненькая девочка с счастливым лицом пошла в диванную! Только это он потеряет: простое, естественное счастье, способность любить и быть любимым; останутся у него чины, поместья, ордена, а человека не будет.
6. Две девушки
Старый граф Безухов умер. Князь Василий не успел уничтожить его завещание в пользу Пьера и взять всё наследство Безухова себе.
Пьер ничего не понял в истории с завещанием – он думал о другом. В этом состоянии непонимания Толстой оставляет его и переносит нас в дом другого екатерининского вельможи, последнего, оставшегося в живых, – генерал-аншефа князя Николая Андреевича Болконского.