По светлому следу

— Иранцы дали ему английское название, — ответил Сарычев, — в знак признательности американской фирме, субсидирующей их научно-техническое общество. Но не в этом дело. В одной из последних статей о проблеме использования солнечной энергии они очень высоко оценили фотоэлектрические батареи Дмитрия Ивановича Астрова, с которыми познакомился автор статьи, крупный иранский ученый Шарифи, побывавший, как вы знаете, у нас на базе весной этого года. Имя Дмитрия Астрова поставлено в его статье рядом с именем знаменитого американского инженера Орсона Клиффорда.

— Ну и что же? — спросил недоумевающий Евгений.

— Как “что”? Не ясно разве, что иностранная наука капитулирует перед достижениями нашей научно-технической мысли, раз вынуждена признать наши достижения в области использования солнечной энергии?

— Вы так это понимаете? — удивился Курганов.

— А как же иначе! — нахохлился Антон Кириллович и даже приподнялся слегка с сиденья. — Нашему институту нужно было бы учесть такое обстоятельство и сделать все, чтобы прочно завоевать наш приоритет в области использования солнечной энергии с помощью фотоэлектрического эффекта, а мы вместо этого вынуждены почти прекратить все работы над батареями Астрова и заняться благоустройством колхозов!

С удивлением смотрел Евгений на Сарычева. Непонятна была ему логика Антона Кирилловича; ему казалось, что миновало то время, когда некоторые советские ученые преклонялись перед заграничными авторитетами, но вот Сарычеву было приятно, оказывается, что Астрова хвалили в иностранном журнале и ставили рядом с Орсоном Клиффордом.

Ничего не ответил Евгений Антону Кирилловичу. Ему все большего труда стоило сдерживать свое раздражение. Отвернувшись к окну машины, он рассеянно смотрел, как ветер гнал по дороге листья платанов и вырванные с корнем кусты полыни и лакрицы. Гром все еще громыхал изредка, но дождя не было, и воздух стал тусклым от пыли. Буря поднимала с земли не только песок, но и мелкий гравий, швыряя его на крышу и в борта машины.

— Вот там, за скалой, подветренное место, — обратился к Сарычеву Асмар. — Если хотите, переждать можно, только опасности для машины нет никакой. Я еще и не в такую бурю ездил.

— Мне дела нет, в какую бурю ты ездил! — сердито отозвался Сарычев. — С твоим темпераментом ничего не стоит насмерть загнать машину. Ставь-ка ее в затишье! Нечего лететь очертя голову.

Асмар подчинился приказанию Антона Кирилловича, и машина простояла минут тридцать за высокой скалой. Евгений вышел из нее и с тревогой наблюдал, как неслись по небу растерзанные бурей облака, закрывая временами солнце, потускневшее от пыли.

“Если тормоз не выдержит напора ветра, — взволнованно думал он, — параболоид развернется по солнцу и начнет нагревать котел, а в котле почти нет воды. Мы ведь перекрыли его питательные трубы…”

— Похоже, что спадает ветер, — заметил Асмар. — Поедем, может быть?

Евгению тоже показалось, что ветер дул уже не с такой яростью, как прежде. — Беспокойная у тебя душа, Асмар, — проворчал Сарычев. — Заводи машину.

Когда Асмар снова выехал на шоссе, не было уже никаких сомнений, что буря унималась, хотя ветер все еще гнал по дороге опавшие листья и колючие ветки кустарника, захлестывая крупным песком окна машины.

Однако ехать пришлось недолго. Машина снова вдруг остановилась.

— Что такое? — заворчал было Сарычев, но и без ответа шофера все было ясно: впереди все видимое пространство шоссе было залито водой. — Что за наваждение такое? — продолжал удивляться Сарычев.

— Не наваждение, а форменное наводнение, — ответил Асмар. — Ливень был в горах, и река, через которую мы должны переезжать, разлилась. Теперь нужно ждать, пока войдет в норму.

Асмар отвел машину в сторону и заглушил мотор. Затем подошел к кромке воды и сделал отметку.

— У нас часто так бывает, — успокоительно заметил он. — Кавказские реки горячий темперамент имеют.

Пришлось снова ждать. Евгений нетерпеливо стал прохаживаться по шоссе. Сарычев остался в машине. Подняв воротник плаща и надвинув шляпу на глаза, он, казалось, задремал.

Между тем Асмар, все время наблюдавший за своей отметкой у границы воды, весело крикнул:

— Нагулялась река, домой пошла!

Вода в самом деле стала медленно отползать, оставляя позади себя нервно вздрагивающие лужицы в выбоинах асфальта да влажный след на сером полотне дороги.

— Ну как, поехали? — спросил Асмар, открывая дверцу машины и обращаясь к Сарычеву.

— Поехали, — ответил Антон Кириллович.

Вечером после бури

Подъезжая к экспериментальной базе, еще издали увидел Курганов на сером фоне горных хребтов ослепительное сверканье своего параболоида. Его огромная чаша, обращенная к солнцу зеркальной поверхностью, была высоко поднята над землей стальной мачтой на железобетонном постаменте.

Сарычев спросил о чем-то Евгения, но тот был так обеспокоен сиянием параболоида, что не понял даже, о чем спрашивает Антон Кириллович. Сердце сжалось тревожно от предчувствия беды. Он готов был крикнуть Асмару, чтобы тот ехал быстрее, но механик и сам погнал вдруг машину с предельной скоростью.