На Колыме выросла целая плеяда таких малограмотных, но исключительно ценных прорабов-поисковиков, которые много сделали для открытия целого ряда крупных россыпных месторождений. К числу их, кроме Успенского, относятся Байчурин, Глазков, Глазов, Устименко, Темеров и многие другие. Это были неутомимые работники. Всегда можно было надеяться, что они не пропустят россыпь при самых неблагоприятных условиях опробования. Однако все они страдали одной, мягко выражаясь, слабостью — неимоверным пристрастием к спиртному. Во время полевых работ в тайге этот недостаток не чувствовался, зато по возвращении в жилые места начальнику партии приходилось испытывать большие неудобства от этой неискоренимой страсти своего подчиненного. Алексей Иванович в данном случае не являлся счастливым исключением.
Кроме меня, на полевые работы ехали геологи Котов и Лисовский, прибывшие в Магадан на одном пароходе со мной. Котов был назначен начальником партии в бассейн Кулу, Лисовский — в систему Берелеха.
12 мая на автомашине мы выехали из Магадана. С безоблачного неба сияло жаркое весеннее солнце, глаза слепила нестерпимая белизна снега, толстым слоем покрывали его подножья и склоны сопок. На этом сверкающем фоне резко выделялась грязная черная полоса автодороги. Одни участки дороги были уже закончены, другие сделаны только «начерно» и ехать по ним было трудненько. Все же за каких-нибудь двадцать часов мы проделали путь, на преодоление которого полтора года тому назад нам потребовалось бы целых 10 дней.
Автомашиной мы доехали до вновь возникшего поселка Стрелка, находящегося в 345 километрах от Магадана. Далее до Оротукана — центра Горного управления — дороги еще не было, намечался только первый черновой набросок ее.
Стокилометровое расстояние от Стрелки до Оротукана мы проделали на огромных санях, которые медленно, но неуклонно с гулким ритмичным тарахтеньем тащил за собой большой желтый трактор «Катерпиллер». Я преисполнился глубоким уважением к этой мощной серьезной машине, которая, невзирая на «объективные причины», как ни в чем не бывало ползла по грязи, воде и буеракам, таща за собой огромные сани, и честно делала положенные ей шесть километров в час.
Осенью 1933 года я проходил по этим местам, возвращаясь с полевых работ. За это время облик тайги сильно изменился. Появилась масса небольших поселков, разбросанных вдоль строящейся автодороги. Везде, как муравьи, копошились люди с тачками, лопатами, пилами и топорами, и четкая линия шоссе, пока еще вчерне, но вполне зримо, прорезала тайгу широкой лентой. Вдоль дороги протянулась линия свежих белых столбов телефонной связи.
Вечером 14 мая мы прибыли в Оротукан, где находилось Горное управление. Начальник управления М. С. Краснов отсутствовал.
Его заместитель — наш старый знакомый Миша Лунеко — встретил нас очень приветливо и сделал, все что мог, чтобы обеспечить нам дальнейшее продвижение сначала на лошадях до устья ручья Опорного и далее на оленях до Хатыннаха.
Больше всего нас беспокоил вопрос — успеем ли мы до наступления ледохода перебраться на противоположный берег Колымы. Нам сообщили, что Колыма еще не тронулась, но до вскрытия ее остаются считанные дни, а быть может даже часы.
По Оротукану, почти во всю его ширину, с шумом бежала верховая вода, а так как зимняя дорога переходила с одной стороны на другую, то нам неоднократно приходилось переезжать его. Вода местами доходила лошадям почти до брюха.
Проехав километров 12, мы с удовлетворением увидели, что опередили движение воды. Сухое русло Оротукана лежало перед нами, покрытое белой пеленой снега. В пути нам пришлось немного задержаться, чтобы дать отдых уставшим лошадям, и к Спорному мы подъезжали вечером.
Только мы перебрались на противоположную сторону Оротукана по сухому, покрытому льдом руслу, как вдруг услышали какое-то всхлипывающее бульканье. По руслу, журча, побежали сначала струйки, затем потоки и, наконец, каскады воды, которые в несколько минут превратили сухое русло в бурный бушующий поток. Вода все же нагнала нас.
Расторопный Сыромятников успел к нашему приезду подготовить олений транспорт, и рано утром 15 мая мы выступили в дальнейший путь.
Идти пришлось целиной, торя дорогу по раскисшему снежному покрову. Мы шли цепочкой, с трудом вытаскивая ноги из кисельного месива талого снега. За нами, хрипя и задыхаясь, тащили нарты худые измученные зимними грузоперевозками олени. Солнце обливало все потоками жарких лучей, и некоторые из нас шли раздетые по пояс.
Мы спешили изо всех сил, но все же когда утром 17 мая подошли к Колыме, то увидели, что она уже вскрылась. Пришлось сгрузить вещи на берегу, разбить палатки и, отправив обратно оленей, искать выход из создавшегося положения. Он был только один: как-то добраться до Хатыннаха и просить Краснова помочь нам перебросить груз конным транспортом.