По теченью и против теченья… (Борис Слуцкий: жизнь и творчество)

Павел Антокольский: «Борис Слуцкий значительно и остро талантливый поэт. Стихи его вполне своеобразны, богаты мыслью и большим опытом — жизненным, военным, общегражданским. Как известно, Слуцкому пришлось преодолеть немалые трудности, прежде нежели его стихи появились в печати, журналах. Тем не менее за последние полтора года они печатались нередко и достаточно широко, так что по количеству и, особенно, по качеству напечатанного Борис Слуцкий может стоять в одном ряду с теми, кто является автором книги стихов. Не может быть сомнений в том, что книга стихов Бориса Слуцкого в скором времени действительно будет существовать реально и наверняка будет замечена».

Степан Щипачев: «Считаю Бориса Слуцкого одаренным и ярко самобытным поэтом»[179].

Не всеми членами Бюро рекомендации были восприняты положительно. Разгорелась острая дискуссия. Против приема Слуцкого «свирепо», по выражению Л. Лазарева, выступил Николай Грибачев, занимавший в то время весьма влиятельное положение в Союзе писателей. Его выступление в духе того времени напоминало политический донос: он обвинил Слуцкого в формализме, в том, что некоторые его стихи политически вредны, что война предстает в них в неверном свете. Вряд ли выйдет в свет его книга: кто рискнет издать такие стихи.

Блок писал: «Здесь жили поэты, и каждый встречал другого надменной улыбкой». Но тут была не надменность, а ненависть, зависть и страх: именно из страха быть вытесненными из «обоймы» великих бездарные не прощают таланта. И все-таки Слуцкого в Союз писателей приняли. Это был тот крайне редкий случай, когда писателя приняли в Союз до выхода в свет его первой книжки, и далеко не последний бой, который пришлось выдержать Слуцкому.

В заключительном слове, — вспоминает Борис Шахов, — Слуцкий выразил сожаление, что «такие талантливые поэты, как Глазков и Самойлов, не члены Союза»[180].

Хотя статья Эренбурга о стихах Слуцкого вызвала долговременные нападки, много пересудов, но поставленный в ней вопрос «Почему не издают книги Бориса Слуцкого?» был снят, и первую книжку поэта сдали в набор, а вскоре читатели смели ее с прилавков.

Первая книга стихов Бориса Слуцкого называлась «Память». О таких говорят, что, если бы автор написал только одну эту книгу, этого было бы достаточно, чтобы прославиться.

Вот она перед нами. Тоненькая книжица, в мягком бумажном переплете неопределенного оранжевого цвета, с очертаниями разрушенных войной зданий и фигурками атакующих солдат. В книге три раздела: «Четыре года войны», «После войны», «Музыка на вокзале». Всего сорок стихотворений.

Начинается книга стихотворением «Памятник», единственным стихотворением, опубликованным поэтом после войны и после смерти Сталина — 15 августа 1953 года. Впечатление, которое произвело первое опубликованное Слуцким стихотворение, было огромным. Оно потрясло любителей поэзии: об этом вспоминают почти все, кто пишет о Слуцком. Иосиф Бродский говорил, что «Памятник» Слуцкого толкнул его к стихописанию. Причины успеха этого стихотворения обстоятельно представил Л. Лазарев:

«Прежде всего, разумеется, не вызывало никаких сомнений, что появился талантливый поэт.

…Была и очень важная общая причина, работавшая на это стихотворение. В стране стал меняться общественный климат, что-то сдвинулось… в замороженной ждановскими постановлениями духовной атмосфере. Через год будет напечатана повесть Ильи Эренбурга, ее название — “Оттепель”… — станет символом начавшихся перемен. “Памятник” был одним из первых явственных свидетельств “оттепельных” идей и настроений…

В “Памятнике” отчетливо проступали особенности поэтического видения Слуцкого. К этому времени уже сложилась определенная традиция в решении темы вечной памяти тех, кто отдал жизнь за родину… Он отдал жизнь за родину — этого достаточно, чтобы соорудить ему памятник… У героя нет индивидуальных черт… Это памятник всем, кто сложил голову, защищая отечество. Слуцкий идет иным путем. Прозаической картиной начинается “Памятник”:

Дивизия лезла на гребень горы
По мерзлому,
мертвому,
мокрому камню…

Все происходит так (и разговорное “лезла”, и будничная интонация это подчеркивают), как обычно бывало в трудном бою. И солдат-пехотинец, которому на вершине теперь сооружен памятник, не водрузил там знамени, как этого требовали романтические каноны или омертвевшие “поэтизмы”:

И ниже меня остается крутая,
Не взятая мною в бою высота.