По тюрьмам

— Да нет, не вор. Какой там вор… Придерживается. Таких все меньше.

— Его можно уважать, — сказал я. — У него есть принципы. Заехал и не хочет об этот режим руки марать.

— Лимон, его держат внизу, чтобы он других не разлагал. Еще неизвестно, кому это удобно. В общем, всех устраивает.

Пират, хоть и держится нагло, как учитель жизни, и язык подвешен, сам чужой воровскому миру. У него первая ходка. Наглость его происходит от его холерического темперамента и оттого, что его уровень образования повыше, чем у других. Он несколько лет проучился в каком-то техническом вузе. Вот, я внезапно понял, как можно определить Пирата. Он как зеленый, почти выросший до размеров зрелости фрукт, который от заморозков вдруг остановился в росте и получился зеленый, но морщинистый, молодой, но сутулый. Встречаясь то в адвокатской, то в боксе, он помнит о нашем споре, продолжает наш некогда начатый в адвокатской спор.

— Когда яйца зажаты дверьми, геройствовать неуместно, — каркает Пират, развивая апологию предательства. —Ну чего, Димка — пацан, он молодой, ему жить хочется. Ему предложили вхуярить, он вхуярил, чтоб выбраться.

— Он не выбрался, а въебался, — отвечаю я. — Ему теперь весь остаток дней с клеймом жить. Когда выйдет, как он будет с людьми общаться, вызывая всеобщее презрение? Дело широко известно. Были репортажи по телевидению, газеты растиражировали имя труса, вхуярившего нас. В него же плевать станут.

Но Пират гнет свою линию.

Старый воровской мир спешно уходит. Он возник в двадцатые годы XX века (на развалинах воровского мира царских времен) как реакция на строго, просто и определенно устроенный советский социум. Воровской мир являлся зеркальным, но перевернутым отражением советского социума. Потому и возможна была кастовость, определенность воровской иерархии, поскольку строго кастовым и определенным был Большой Советский Мир. Аристократия партии, партия, интеллигенция, рабочие и крестьяне (мужики) и изгои-преступники. Соответственно, и уголовный мир иерархически делился на: воров в законе (аристократия партии, ее ЦК и секретари обкомов и горкомов — «положенцы»), простых воров, составляющих блатной мир (партия), мужиков (рабочие и крестьяне в тюрьме) и неприкасаемых (суки, козлы, опущенные) — своего рода преступники преступного мира.

Мир российский, постсоветский социум неопределенно рыхл. Его метко характеризуют как беспредельный именно потому, что четкая кастовость отсутствует, иерархия приблизительна. Новые касты общества находятся в состоянии становления. Сосуществуют сразу несколько иерархий. Точно так же и в воровском мире сосуществуют сразу несколько иерархий. Так, в красном Саратовском централе существует институт старшинства. Старший в хате, как я уже объяснял, как бы смотрящий за хатой. (Можно и без «как бы» смотрящий. Только смотрит он для ментов). Эту иерархию, не воровскую, но ментовскую, установила администрация централа. Что касается зэков, то они, вынося иерархию старших, не бунтуя против, уважают и искренне чтут другую иерархию — иерархию преступлений. В иерархии же преступлений это Цыганок, Сочан, Хитрый, сбежавший Лисихин — главные герои тюрьмы, мрачные колоссы, на которых обычный зэк задирает снизу голову. Опасливо и с уважением смотрит на их растрескавшиеся мрачные лица высоко в облаках.

Старший 125-й камеры Игорь пытался меня (не единожды) уверить, что статьи, по которым зэк осужден, не так уж важны. Может быть, он защищал такую позицию из личных побуждений. Может быть, потому, что у него самого хотя и была 162-я статья, но в деле он исполнял не очень важную роль наводчика. А может, еще и потому, что в свои 37 лет Игорь находится между поколениями? Сформированный старым воровским миром, к которому он приобщился двадцать лет назад в Шушталепе, он живет в новом воровском мире. В новом пиздюки не уважают старших воров, набрасываются на них скопом, как шакалы. Против них, живя на воле, Игорь держал в багажнике машины биту. А статьи на самом деле важны. Презираемые 131-я и 132-я за изнасилование, особенно малолетних, автоматически влекут изоляцию, содержание в стороне от зэковского коллектива. А 205-я, 208-я, как у меня и у Сереги Аксенова, в сущности, образуют терновый королевский венец предъявителю их. 209-я — бандитизм — серьезная статья или 210-я — организация преступного сообщества — очень серьезная.

В советское время карманники были ворами в законе. В основном карманники. Против 205-й, 208-й или 209-й статей карманная кража выглядит крайне легкомысленно. Хотя судьба воров в законе и в советское время была трагична, и они достойны понимания и сострадания. Почему карманники были ворами в законе? Мое мнение: дело в том, что в советское время высшие типы преступников отстреливали как бешеных псов. Карманник же был еще как-то выносим законом и обществом ввиду своей относительной безобидности. Потому карманники сохранились и могли иметь организованную структуру.