По тонкому льду

Окинув нас быстрым взглядом, он снял стеганый ватник, повесил его на гвоздь.

Андрей подал ему радиограмму. Демьян прочел, подошел ко мне и подал руку:

— Рад за вас, от души. Так оно и должно быть. И с десантом неплохо.

Обжегся господин полковничек. Такой и должна быть разведывательная информация. А вот с Солдатом плохо. — Он повернулся всем корпусом к Усатому:

— Были у него?

— Да. Он сказал, что не может прийти. Занят.

— Не может прийти. Занят, — повторил про себя Демьян.

На несколько минут воцарилось молчание. Демьян сидел поодаль от стола, опершись локтями в колени, похрустывал пальцами и смотрел в пол.

— Плохо, — заметил он после долгой паузы. — Хотелось поговорить с ним.

Сейчас тем более. С Солдатом надо что-то делать.

В убежище вошел Костя с роскошным синяком под глазом.

Демьян прервал себя, задержал взгляд на Косте и спросил:

— Что это у вас?

— Приключение, товарищ Демьян.

Я понял, что Демьян еще не видел сегодня Костю, а значит, и не ночевал здесь.

— Быть может, расскажете нам?

Костя стоял посередине комнаты и стягивал с себя шинель.

— Могу доложить. Терр-акт! Покушение на мою персону. Ничего удивительного. Намозолил я глаза народу в этой волчьей шкуре, — и он бросил немецкую шинель на ящик. — Иду ночью по Крутому переулку. После проверки караула. Темень страшная. И грязь по колено. Я крадусь под кирпичным забором, выбираю места посуше — и вдруг кто-то гоп на меня сверху, точно с неба. С забора, конечно. Сбил меня с ног, но и сам не удержался, угодил в лужу и нож выронил. Я навалился на него, поддал ему в скулу, ну а он меня сюда. Карманным фонарем… Можно было, разумеется, из пистолета его, но я не стал. Думаю: не бросится же на полицая подлец, зачем поднимать шум? Ну, потолкались мы с ним в грязи, потом я уложил его на брюхо и вот эту штучку приспособил, — Костя вынул из кармана и подбросил металлические наручники. — Лежит, сопит. "Кончай, — говорит, — продажная шкура. Но и тебе недолго осталось. Пока я буду пробираться на тот свет, ты меня догонишь". Вот это, думаю, разговор. Мужской. Приказываю ему встать, а он лежит. Я поднял его, повернул лицом, а он взял да и плюнул мне в самую рожу. И тут я вижу, что это Хасан Шерафутдинов. Ах ты, сукин сын! А он опять свое: "Кончай, предательская морда. Твой верх. Я бы над тобой не измывался, а сразу кончил". И глаза его горят, как уголья. Надо было объясниться. "Вот что, Хасан, — говорю. — Ты ошибаешься, друг. Я не предатель. И могу доказать это". Он молчит, скрипит зубами. "Давай-ка сюда лапы". Он подумал и подал. Я снял наручники и сказал: "Хочешь беги, а хочешь выслушай меня". Он решил выслушать. В общем, мы договорились сегодня проверить друг друга на деле.

Вот так.

— Значит, вы его знаете? — спросил Демьян.

— Ну да, годок мой, учились вместе. Его отец пограничник, погиб в первых боях, а он мировой парень. Мы его звали потомком Чингисхана, не обижался. Политически крепко подкован. До Карла Маркса ему, понятно, далеко, но в общем головастый.

— Это знаменательно, — сказал Демьян. — Люди поднимаются на борьбу сами.

— А как вы проверить решили друг друга? — спросил Андрей.

— Возьму его на дело сегодня.

— Эге! Вот тут ты поторопился, — покачал головой Челнок. — Сразу и на дело.

— Может, и поторопился, — вскипел Костя. — Только слово уже дано и отказываться нельзя.

— Я тоже считаю, что нельзя, — поддержал его Андрей.

Демьян сидел, слушал, прятал улыбку.

Челнок спросил:

— А какое дело?

Костя посмотрел на меня и молча, одними глазами, спросил разрешения. Я незаметно кивнул.

— Обычное дело, — сказал он. — Сегодня я и двое моих дружков попробуем взять гранаты из вагона на путях. Гранат-то нет! Вот я и подключу Хасана.

Пусть себя покажет и на других поглядит.

— Ну что ж, это интересно, — заметил Демьян.

— У меня тоже новости, — сообщил я. — Назначен секретарем управы.

— Вот как!

Я рассказал все подробно.

— Отлично, — произнес Демьян.

— А не кажется ли вам, — обратился к нему Андрей, — что Воскобойникову следует помочь в формировании батальона?

— Как вы помогаете абверу? — усмехнулся Демьян.

— Ну да.

— А почему бы и нет. — Демьян помолчал, подумал и вдруг заговорил совсем о другом: — Старший группы Угрюмый нашел вашего Дункеля-Помазина и убил его.

— Как убил? — воскликнул я.

— Это же безобразие! — вскочил с места Андрей.

— Вот его записка, изъятая из "почтового ящика", — продолжал Демьян. — Он пишет: "С Помазиным кончено. Он мертв уже трое суток. Живым в руки не дался". Я согласен, что это безобразие. Если командиры, старшие групп, не могут выполнять приказы, что же требовать от остальных?

— За это по головке гладить нельзя, — вставил Усатый.

— А почему нам не вызвать Угрюмого на бюро, хотя бы раз, и заслушать? — предложил Челнок. — Ведь никто из нас в глаза его не видел.

— Ну, это другой вопрос, — сказал Демьян, — мы в подполье. Я не знал Урала, Колючего, Крайнего, Аристократа. Не видел в глаза и старшего Клеща.

Не обязательно встречаться со всеми. Но вот на Угрюмого надо посмотреть, познакомиться с ним.

— Правильно! — одобрил Усатый. — Упустишь человека, он и от рук отобьется.