По тонкому льду

Аристократ занял место в сторонке, у стены правого придела, и я встал рядом. Некоторое время он молчаливо осенял себя крестным знамением, бил поклоны, потом улучил удобный момент и под пение хора прошептал:

— Вчера заходил неизвестный, назвал себя Перебежчиком и попросил свести с Цыганом.

Боже мой! Силы небесные! Ведь Перебежчик — это Андрей, а Цыган — я! Как скрыть радость? Как не обнять за драгоценную весть Аристократа? Так вот что сулила мне внеочередная встреча!

В порыве радости я осенил себя крестом и, притушив улыбку, спокойно и тихо спросил:

— Как договорились?

— Попросил его зайти завтра в двенадцать. Устроит?

— Да!

— Надежный человек?

— Да!

— Вы уходите, а я останусь.

Большого труда стоило мне спокойно, степенно, тихо выйти из церкви. Я рвался на свет, на улицу. Все внутри у меня пело, ликовало. Перебежчик!

Андрей! Андрюха! Дорогой, бесценный друг… Значит, он жив. Тоска по нем так въелась в мою душу, так грызла, так сосала.

Все время я и мои ребята искали следы Андрея — и тщетно. Постепенно надежда найти его живым, согревавшая мое сердце, стала мерцать все слабее и наконец погасла. Я простился с другом… А он вот! Просит свести его с Цыганом!

До чего же медленно вертится наша земля! Сутки показались мне вечностью. Но наконец подошел назначенный час. В управе надо мной были только два начальника: бургомистр и его секретарь. Просьба отпустить меня на два часа не вызвала да и не могла вызвать подозрения у секретаря. Я был уже сотрудником с прочной положительной репутацией. При неотложной необходимости за мной на дом присылали дежурную машину. Случилось это, правда, один раз.

Но все же случилось. Я имел пропуск на право хождения до городу в любое время суток.

И вот на глазах удивленного Аристократа я и Андрей — оба его «клиенты» — трясем и душим друг друга в объятиях.

— Рассказывай! — требую я. — У меня времени не так уж много.

Андрей странно улыбается.

Я повторяю еще дважды свое требование. Андрей продолжает улыбаться.

— Ты что, не слышишь?

— Что? Слышу… Прости, задумался, — он глубоко вздохнул. — Я уж не мечтал… Курить есть? Ведь я только вчера вышел из больницы.

Я достал пачку болгарских сигарет, длинных и тонких, с золотым мундштучком (их презентовал мне секретарь управы), и протянул другу.

Андрей закурил, делая жадные, глубокие затяжки, а потом пожаловался:

— Хотел бросить, с того дня не курил… и не могу.

Поначалу я не заметил, до чего изменился Андрей.

Волосы сплошь побиты сединой, пережитое углубило морщины на его лице, кожа стала бледной, какой-то сероватой.

— Пока хватит, — решительно сказал он, откладывая недокуренную сигарету и проводя рукой по лбу. — Голова закружилась.

— Рассказывай, Андрюша, рассказывай… Почему ты не отыскал связного?

— Забыл пароль, — признался друг. — И не решился. А к доктору — помнил.

— Вот оно что, — успокоился я.

— Ну, что тебе еще сказать? Считай, что я одной ногой побывал на том свете. Коротко дело было так…

Двое суток, двое мучительных суток пролежал он с открытыми ранами, без глотка воды, без крохи пищи, среди трупов. Сознание то приходило на короткие минуты, то вновь покидало его. На исходе второго дня он впал в глубокое забытье и очнулся уже в немецком солдатском госпитале.

Первый вопрос, который задал ему человек в белом халате, был: "Ваша фамилия?" — "Кузьмин, — ответил он, — Никанор Васильевич".

Потом его оперировали раз, другой, третий. Оказывается, Андрей был ранен еще и в бедро, о чем мы с Геннадием не знали. Когда дело пошло на поправку, в палату пришли двое и подсели к Андрею. Кто они — он и сейчас не знает. Предполагает, что немецкие офицеры. Один говорил довольно хорошо по-русски и выполнял роль переводчика. Их интересовало прошлое больного.

Пришлось рассказать биографию Кузьмина со всеми подробностями Немцы задавали много вопросов. Кого убил Кузьмин? Как ему удалось бежать из-под стражи? Чем может объяснить наличие, кроме трех последних ранений, следы еще трех, давно заживших? Какие города Советского Союза хорошо знает? Нет ли у него там приятелей?

На все вопросы надо было давать исчерпывающие ответы. И Андрей не поскупился на краски. Офицеры остались как будто довольны.

За день до выхода из госпиталя к Андрею явился переводчик, но уже в сопровождении другого немца. Этот другой спросил — без всяких предисловий, — как посмотрит господин Кузьмин на то, чтобы совершить экскурсию в Советский Союз.