По тонкому льду

— Плевать я хотел на твоего Демьяна! Я подчиняюсь горкому, а не ему. Тоже мне умник нашелся. Командовать мастер. Подумаешь, пуп земли русской. Пусть сидит в лесной норе и занимается своими делами. И нечего совать нос куда не следует.

Андрей улыбнулся и спокойно вставил в паузу:

— Быть может, ты сам скажешь об этом Демьяну?

Слова эти больно задели Геннадия.

— Предоставляю эту возможность тебе. Лижи ему задницу!

Мне очень хотелось, чтобы Андрей встал, подошел к Геннадию и дал ему по физиономии. Ему это сделать было совсем не трудно при его росте и силе. Но он только побледнел. Побледнел и сказал:

— Демьян умеет командовать, ты прав. Тут он мастер, а ты и в подмастерья к нему не годишься.

Геннадий подошел к кровати, швырнул в нее своего сына и, энергично жестикулируя, вновь стал выплескивать свою злость:

— Ни черта он не умеет, твой Демьян. Только корчит из себя. В подполье провал за провалом. Сам виноват, а на других хочет свалить. Ищи ему предателя! Xa! Сам пусть ищет!

Андрей тяжело опустил руку на стол и встал.

— Хватит! Не будем ослами. Давай шифр!

Геннадий хотел что-то сказать, глотнул воздух и молча вышел в другую комнату. Вернулся оттуда со спичечным коробком в руке.

— Здесь все.

Андрей неторопливо проверил и передал коробок мне.

— У тебя будет, — проговорил он.

Геннадий посмотрел на нас и глухо, сдерживая злобу, произнес:

— Ладно. Проваливайте. Без вас тошно.

Андрей кивком указал мне на дверь. За порогом он сказал:

— Составь две телеграммы Решетову. В одной укажи, что по инициативе Демьяна горком развенчал Геннадия. Во второй сообщи о новогодних ударах. Добро?

— Ладно.

— Я виделся с Пейпером, — продолжал Андрей. — Да, он беседовал в приемной доктора с Помазиным.

— Это очень важно, — заметил я.

— Во всяком случае, этого типа сейчас знают в лицо трое наших. Посмотрим, что даст нам понедельник.

Мы расстались. Поскольку Новый год выпал на пятницу, а в пятницу у доктора был приемный день, я имел все основания заглянуть к нему. Там никаких новостей не было. Небольшая новость заключалась в радиограмме за подписью Решетова. Я расшифровал ее дома. Она гласила:

Днями в Энске должен появиться оберштурмбаннфюрер СС Себастьян Андреас. Примите все меры, чтобы узнать, с кем из горожан он будет иметь встречи.

Я постарался запомнить имя эсэсовца и сжег бумажку.

17. Сюрпризы

— Ради бога, зайдите сегодня! — Эту фразу я услышал в десяти шагах от управы, когда заворачивал за угол. Оглядываться не следовало, слова были брошены мимоходом, чтобы не вызвать подозрения у посторонних. Но я оглянулся, встревоженный: от меня удалялась Наперсток. На ней был платок, старомодная, сильно поношенная плюшевая кацавейка и несуразные, с перекошенными задниками валенки. Как ни в чем не бывало твердыми маленькими шажками она переходила дорогу.

"Ради бога, зайдите сегодня", — повторил я мысленно. И тотчас почувствовал смутное беспокойство. Еще ни разу Наперсток не назначала внеочередную явку таким способом. Ни разу не звучал так тревожно и просительно ее голос.

Что случилось? Прошла ровно неделя, как я и Андрей были в доме Аристократа, видели его и Наперстка. Мы пришли в воскресенье вечером и ушли в понедельник: ждали Дункеля-Помазина. Но он не явился за своей машинкой. По-видимому, планы его менялись, и нам следовало это учесть, принять меры предосторожности, временно прекратить посещение Аристократа. И вдруг сигнал!

Смутное беспокойство рождало различные предположения, одно страшнее другого. Я досадовал на Наперстка: она могла сказать еще несколько слов и объяснить, что произошло. А теперь мне приходится ломать голову и мучиться.

Работа валилась из рук. Я писал какие-то бумажки, не вникая в них, не понимая сути. В голове билась одна мысль: "Надо идти! Надо идти к Аристократу. Скорее!"

Сегодня понедельник. Карл Фридрихович принимает с десяти до тринадцати. Пора! Но как вырваться из управы? Что придумать? Кажется, все испробовано, и нового ничего не изобрести. Беспокойство нарастало, вызывало физическую боль: у меня адски ломило виски.

Что же предпринять?

Раздался звонок: вызывал к себе бургомистр. Сейчас отпрошусь. Скажу, что беспокоит печень, не могу работать.

Увы, бургомистр предупредил мое намерение.

— Только что звонил штурмбаннфюрер Земельбауэр, — сказал он. — Вызывает вас к себе. Сейчас. Моя машина стоит у подъезда. Поезжайте!

Сердце мое сжалось от неприятного предчувствия:

— А что такое?

Господин Купейкин беспомощно развел руками.

Я поклонился и вышел. Еще сюрприз! Зачем я понадобился начальнику гестапо? Не связано ли это с сигналом Наперстка?

По пути к зданию гестапо я передумал бог знает что. И конечно, в голову лезло самое худшее. А что, если Дункель уже знает, что доктор — наш человек? Что, если он следил за домом доктора? Быть может, доктора арестовали!

— Подождать? — осведомился шофер, когда машина остановилась у подъезда.

— Нет! — ответил я. И в голосе моем было столько отчаяния, что самому сделалось страшно.