По тонкому льду

Первым в список попал Брагин, затем Зеленский, за ним Якимчук, потом Бодров и, наконец, Безродный.

— Хватит! Подвести черту! — предложил кто-то.

— Никаких хватит! Почему подвести черту? Мы собрались выбирать, а не просто голосовать.

Вопрос поставили на голосование. Большинство решило продолжать список. В него попали Корольков, Фролов, Иванников, Демин и Боярский. Потом подвели черту.

Началось обсуждение выдвинутых кандидатур.

Первые четыре кандидатуры остались в списке и прошли без сучка и задоринки. Когда Зеленский назвал фамилию Безродного, Дим-Димыч поднялся и сказал:

— Я даю отвод товарищу Безродному.

Зал затих, будто мгновенно опустел. Безродный поерзал на стуле, откинулся на спинку и глянул на Осадчего. А тот смотрел на Дим-Димыча. И в его взгляде было не то удивление, не то досада.

— Можно сказать? — спросил Дим-Димыч председателя и, получив разрешение, начал: — Товарищ Безродный наговорил здесь много хорошего о том, каким должен быть чекист-коммунист. Но сам он выглядит очень неудачной иллюстрацией к своим же словам. Перед нами наглядный пример того, как человек говорит одно, а делает другое…

Сдержанный гул одобрения прокатился по залу.

— Что вы мастер болтать — все знают. Давайте примеры! — не сдержался Безродный.

— Не перебивайте, — предупредил Зеленский.

Но перебить или сбить Дим-Димыча было не так просто. Кто-кто, а уж я-то знал его ораторские способности.

— Вы просите примеры? — обратился он к Безродному. — За ними дело не станет. Я утверждаю, что критика в нашем отделе — смертный грех. Кто осмелится покритиковать коммуниста Безродного, тот неизменно впадет в немилость. И не случайно, что все сегодня сидят, будто воды в рот набрали. На одном из последних собраний коммунист Бодров сказал, что наш начальник отдела злоупотребляет взысканиями и забывает, что взыскание — это еще не самая лучшая мера воспитания. Этого оказалось достаточно, чтобы Бодрову было отказано в квартире, в которой он остро нуждается. Вот вам один пример.

— Квартирами распоряжаюсь не я, а начальник управления! — выкрикнул Безродный.

— А кто ходатайствует? — спросил Дим-Димыч. — Да и к чему оправдываться? Спросите любого сидящего здесь, прав я или не прав. Фролов смел выразиться, что вы совершили акт великодушия. Ерунда! Нельзя смешивать великодушие с холодным расчетом. А у вас был расчет. Кто ходатайствовал перед парткомом и начальником управления о предоставлении квартиры Бодрову? Вы! Кто пошел против себя? Вы! И сделали это на следующий же день после выступления Бодрова на собрании.

Безродный сидел красный как рак.

— Минутку! — обратился Осадчий к председателю. — У меня вопрос к товарищу Бодрову. Какова ваша семья?

— Я, жена, мать жены и трое ребят. Шесть душ, — ответил Бодров.

— И одна комната в восемнадцать метров без удобств, — подал голос осмелевший Якимчук.

— Товарищи! — запротестовал Фролов. — Мы должны кандидатуры обсуждать, а тут бытовой разговор получается.

— А что в этом плохого? — спросил Осадчий. — Или собрание против?

Нет, собрание было не против. Посыпались возгласы:

— Давайте! Давайте!

— Разговор по душам…

— Это же хорошо!

— Вот и отлично, — одобрил Осадчий. — А с квартирами я разберусь. Разберусь и доложу следующему собранию.

— Можно продолжать? — заговорил Дим-Димыч. — Продолжу. Еще пример. В предыдущем номере стенгазеты появилась безымянная карикатура. Она не имела ни с кем даже отдаленного портретного сходства. Надпись под ней гласила: "Молчать! Слушайте меня!" Товарищ Безродный безошибочно догадался, что речь идет о нем. Он вызвал редактора стенгазеты и приказал: "Снять эту гадость!" Когда Якимчук попытался объяснить что-то и напомнил о редколлегии, на него обрушилось: "Молчать! Вон отсюда!"

Безродный краснел все гуще и гуще.

— И еще несколько слов, — продолжал Дим-Димыч. — Вы, товарищ Безродный, красиво, витиевато и очень пространно говорили, каким должен быть чекист. Кого вы имели в виду? Подчиненных или начальников? Видимо, всех. Говорят, что подчиненные не любят слабохарактерных начальников. Это, пожалуй, верно. Но они не любят и грубиянов. Кто дал вам право кричать на сотрудников, унижать их человеческое достоинство? Что такое ругань? Это, прежде всего, бескультурье. Это, наконец, хулиганство. А как можно совместить то и другое с должностью, которую вы занимаете? Да и кого вы оскорбляете? Того, кто не может ответить вам тем же. Уж наверняка Осадчего не оскорбите! Фомичева тоже… А вот Якимчука, Сидорова, Зоренко — да. И с какой это поры в нашем отделе все вдруг стали болванами? С кем же вы работаете, товарищ Безродный? Беда в том, что ошибки других не делают нас умнее. Вы, наверное, забыли историю Селиванова. Вы смогли внушить к себе не только неуважение, но и антипатию. Поэтому я и даю вам отвод.

Дим-Димыч сел.

Все чувствовали себя как-то растерянно.

— Кто еще желает выступить по кандидатуре товарища Безродного? — каким-то не своим голосом осведомился Зеленский.