По тропам Срединной Азии

В самом центре селения, на квадратной площадке, нас снова ждало угощение. Мы предпочли бы сад на окраине деревни, но не смогли отказаться. Громкое позвякивание колокольчика возвестило о прибытии китайского таможенного чиновника — бледнолицего молодого человека в голубом шелковом халате и черной тюбетейке. Он спрыгнул с гарцующего коня цвета стали, уселся перед нашими палатками и что-то долго говорил, покуривая сигарету. Наш китайский переводчик, верный древним обычаям Китая, решил, что он плохо воспитан, и шепнул мне: «Обратите внимание на его манеры». Китаец расспрашивал нас о путешествии и советовал идти сначала в Кашгар. По его словам, таотай имел большой опыт общения с европейцами, а Хотан — замечательное место, но новый правитель Ма — тяжелый человек, и его лучше избегать.

Мы оценили совет этого дружелюбного молодого человека только после конфликта с жестоким губернатором Хотана Ма Шао-ву. Китайский чиновник пригласил нас отобедать в его ямене и уехал. Профессор Рерих и г-жа Рерих предпочли остаться в лагере, поэтому на званый обед пришлось отправиться мне вместе с переводчиком г-ном Цаем. Хотя до яменя было каких-нибудь пятьсот ярдов, тем не менее Цай настоял, чтобы мы ехали верхом. Что поделаешь, таков этикет! Во время обеда я расспрашивал чиновника, есть ли в окрестностях Санджу развалины города. Он сказал, что все древности вывезены европейскими исследователями, и на рынке уже много лет ничего не появлялось. Глиняные изображения можно найти лишь в Зангуйе, но ничего по‑настоящему интересного нет. Профессия такламанчи, или людей, занимающихся поисками сокровищ в песках пустыни Такламакан, очень редкая — мало кто отваживается вести раскопки в песчаных дюнах. Китаец рассказал нам об исследованиях в Кашгаре доктора Ле Кока, о том, как его помощник спустился на канате в пещерный храм Учмургана. Рассказы о европейцах-исследователях — обычная тема разговора за обедом. Однако было уже поздно, и, поблагодарив чиновника за гостеприимство, мы поспешили в лагерь, чтобы успеть приготовиться к завтрашнему отъезду.

11 октября. Оставив позади Санджу-базар, мы вышли на обширное плато, и перед нами открылись просторы южной границы Такламакана — безбрежной и выжженной солнцем пустыни. На северо-восток вела хорошо протоптанная караванами тропа. Равнина казалась совершенно безжизненной, как вдруг вдали появился одинокий всадник. Он спешился, стреножил лошадь и положил на раскаленный песок белый войлок, а сверху — несколько дынь. Всадник оказался бедным путешественником, который счел своим долгом поприветствовать гостей из других стран. Мы слезли с лошадей и с удовольствием отведали его дынь, приятно освежавших в палящий полдень. В свою очередь мы преподнесли ему охотничий нож.

Весь день мы шли по песчаной и каменистой равнине. Легкие туманные силуэты гор на юге возвещали о великой горной стране Куньлуня. На закате подошли к пыльной и грязной деревушке Зангуйе и сразу заметили разницу между жизнью в оазисе и пустыне. Позади остались опрятные деревушки верхнего Санджу с их нарядными и зажиточными селянами. Здесь же, в Зангуйе, все было пропитано пылью, а жители напоминали нищих. Нам предложили дастархан, и мы поставили палатки в пыльном фруктовом саду. Лошади Омар-хана находились в таком плохом состоянии, что для доставки грузов в Хотан надо было нанимать верблюдов.

12 октября. Утро выдалось очень жарким, а впереди — долгий и утомительный переход в Пиалму. Наши предшественники немало писали о трудностях путешествия в древнее царство нефрита. К экспедиции присоединился китайский капитан, ехавший в отпуск в далекий Ланьчжоу в Кансу. Его сопровождал денщик, присматривавший за огромными седельными вьюками — настоящим бедствием караванов, так как они причиняют увечья лошадям и якам. Капитан рассказывал нам о библиотеке Тунь-хуана, о сказочных дворцах около Аксу, о генерале Аненкове и его казаках, и о тибетских племенах возле Синин-фу. Устав от разговора, мы замолкли, а наш неутомимый попутчик начал петь китайские баллады, но как?! Резкие странные звуки, дикие восклицания заставили зафыркать даже лошадей, а моя серая настойчиво пыталась отойти от завывающего всадника. Ранее мне приходилось слышать китайские песни, и я даже научился оценивать некоторые древние религиозные напевы, но завывания капитана были какой-то безжалостной пародией на них. Даже Цай качал головой и выглядел подавленным. Позднее он признался, что поющий капитан вызывал у него отвращение.

Мы ехали на протяжении десяти часов, солнце буквально испепелило пустынную дорогу. Поздно вечером караван достиг деревни Пиалма, где и расположился в отведенном для него саду.

Ранним утром 13 октября мы отправились из Пиалмы в Зава Курган. Дорога была очень тяжелая и проходила через пояса песчаных дюн. Первые два часа мы шли по широкой каменистой равнине; в чистом предрассветном воздухе ясно просматривались снежные вершины Куньлуня. Вскоре и на другой стороне дороги появились дюны и осложнили путь людям и животным.