По царскому повелению

И матушка, и она горько плакали, узнав о его кончине… А потом молиться стали горячо, много молиться о помине души дорогого мученика. Вот и сегодня она старой Аринушке священное писание читать взялась. Сладкая грусть ей сердце щиплет. И тятю жалко девочке, и глухое, ненавистное чувство к царю, жестокому обидчику, ей в сердце закралось. А матушка с нянькой все твердят, что прощать обиды Господь повелел.

Задумалась Настя… Взоры вдаль устремила… Золотые лучи солнца, последнего, октябрьского, головку припекают… И кажется Насте, что покойный тятя на нее вместе с этим солнышком с неба глядит.

Вдруг широко распахнулась дубовая дверь. В горницу влетела бледная как смерть сенная девушка.

— Няня Аринушка! Спасай боярышню. Схорони ее скореюча… Опричники проклятые к нам скачут… Те же, что боярина нашего умчали… Ах-ти беда нам! Прогневали мы Господа!

Обомлела Аринушка… засуетилась…заметалась… Кинулась к окну…

И впрямь целая толпа опричников с метлами и песьими головами, прикрепленными к седлу, влетела во двор боярский… Ножи засверкали в руках. Зверские лица дышали злобой… Крики, гиканье, свист и дикий хохот сразу огласили боярские хоромы…

Не помня себя, схватила Настю обезумевшая Аринушка и кинулась с ней из горницы. Темным проходцем пробежала она на крыльцо и, увидев стремящуюся к ним на встречу хозяйку-боярыню, толкнула к ней в объятия ребенка.

— Схоронись, матушка, с дочкой. Господь поможет… Не найдут аспиды проклятые… В мыльне схоронитесь, что в старом саду за липами.

A сама побежала назад без оглядки в надежде спрятать от разбойничьего глаза что поценнее из хозяйского добра.

III

— Мне не страшно, не боязно, матушка… Не бойся за меня! Гляди! Гляди: ничуть не боязно!

Так говорила дрожащим голосом Настя, вся похолодев от ужаса и всем телом прижимаясь к матери.

Они сидели на полке, в старой бане, одиноко стоявшей среди старого сада. Шум, крики, вопли, стоны и плач неслись из дома. Замирая от страха, ждала молодая барыня Колычева, что вот-вот, покончив с дворней, пойдут искать ее и дочку злодеи, набредут на их след и тогда…

Трепет охватывал ее всю. Холодный ужас пронизывал ей сердце.

— Господи, не попусти! Не попусти, Господи, ради сироты невинной! Сохрани нас от муки лютой. Не о себе молю, Господи, — за нее прошу! Сохрани Настю! — шептали побледневшие губы боярыни.

— Матушка, глянь-ка! В оконце видать! Какой-то боярин к нам сюда идет! — вскричала девочка, выглядывая с высоты полка.

Колычева взглянула по указанному направлению и сердце y ней заперло… Упало… Прямо по направлению их убежища шел высокий чернобородый опричник с оружием, заткнутым за пояс.

Несчастная боярыня с тихим криком прижала к своей груди Настю.

Смерть витала теперь близко, близко от них. И она разом поняла это.

Высокий опричник поднялся на рундук мыльни, открыл дверь и вступил в горницу.

Чуть живая от страха, ждала смерти боярыня и только все теснее и крепче прижимала к груди Настю. Глаза высокого опричника обежали мыльню и вдруг зловещая радость исказила его лицо.

— Вот, они где схоронились голубушки! А мы-то весь дом перерыли, их искавши… — произнес он с сатанинской радостью и сжал рукоятку ножа, привешенного к поясу. — Ну, ну, слезайте-ка, милые! — заключил он злорадно.

— Что же? Сейчас слезем, боярин! — послышался звонкий детский голосок с высоты полка, и два чистых, прекрасных глаза впились в лицо князя Вяземского (чернобородый опричник был он).

Прежде, чем успел опомниться князь, белокурая девочка легко спрыгнула с полка и, подбежав к князю, залепетала, хватая его за руку:

— Боярин ласковый! Спаси нас с матушкой! Не дай в обиду… Мы ни в чем не виноваты, a нас погубить хотят. Приехали опричники злые, лютые… Мы здесь схоронились… Того и гляди, накроют… Что тогда?.. Спаси, добрый боярин! Укрой нас. У тебя верно есть детки малые… Подумай, что ежели их так бы… травить начали… Ах, боярин ласковый… Мы за тебя Бога молить будем. Укрой нас… Ты добрый! И лицо y тебя доброе… благородное… Помоги нам, родненький, миленький, хороший!

И горячие детские губки прижались к сильной руке князя Афанасия Вяземского.

Князь замер.

Рука, сжимавшая рукоять ножа, опустилась, повисла точно в бессилии. Нежный детский голосок, лепетавший слова ласки, лился ему в душу… В самое сердце лился ему.

Он — закоренелый опричник, злодей, губитель крамольников, виновных и невинных, он — гроза бояр и земщины, проклинаемый всеми, был впервые назван добрым и ласковым этой белокуренькой девочкой.

Его называли до сих пор убийцей и Каином, a она, эта белокуренькая девочка так доверчиво и ласково говорила с ним. Неужели же он решится… Осмелится… Нет, нет! Он, князь Вяземский, не замарает рук об этого ребенка, который так доверчиво ждет от него защиты. Он будет спасителем боярыни Колычевой и её дочери.