По ту сторону

Когда они подошли к одному из крайних домов, Ленка увидела во дворе теплицу, прикрытую грязным полиэтиленом, а у крыльца — окоченевший, расклеванный птицами труп большой собаки. Покосившийся заборчик еле дышал от старости. Едва Женька оперся о него, чтобы перемахнуть, как он с готовностью собрался рухнуть, так что пришлось перебираться во двор не опираясь, ножницами перебрасывая ноги.

Дом оказался пустым.

Не заброшенным, но пустым. Здесь жили совсем недавно, может быть, месяц, может, два месяца назад. Почему отсюда ушли люди и кто пристрелил собаку, было непонятно, но ребята и не пытались это выяснять. Дозиметр показал, что фоновая радиация в комнатах практически в норме, и скалолазы обессиленно повалились на пол.

Затем Женька и Гера осмотрели остальные дома. Практически все они были заброшены — перекошенные коробки, изъеденные сыростью и туманом. Однако прямо через дорогу стоял еще один жилой или до недавнего времени жилой дом. Его стены остались крепкими, дом явно топили каждую зиму, стекла не заросли пылью и серой плесенью, в огороде виднелась такая же, на деревянных колышках, теплица, затянутая грубой пленкой. Стараясь соблюдать осторожность, хотя усталость забирала свое, ребята вошли внутрь. Дома оказались похожи если не как близнецы, то как родные братья. Даже беспорядок в комнатах был примерно таким же — и по количеству мусора, и по тому, что именно этим мусором являлось. Почему-то было очень много осколков дешевой глиняной посуды, раскрашенной под фарфор, — как будто кто-то специально бил целые стопки тарелок, а затем все обломки аккуратно смел в небольшие кучки по углам. Везде валялись лохмотья газет, опилки, куски дерева и какой-то пестрой ткани; нигде не было ни одного окурка. Только мертвой собаки здесь не наблюдалось, как и никаких следов хозяев.

Запасов еды, конечно, нигде не нашлось. Гера обратил внимание на то, что собаку не съели, и это действительно было странным. Но ломать себе голову над здешними загадками никто не хотел. Закоченевшую, но уже тронутую разложением тушу пса Игорь оттащил к ближайшему оврагу и спихнул вниз.

Хотелось вымыться, согреться и уснуть. Из колодца натаскали воды — сколько нашлось чугунов и ведер, и вскипятили ее в печке. Подмели и слегка убрали комнаты, соорудили подходящую «братскую» постель, поели горячего. Закрыли окна и двери, и все провалились в сон.

Караулить оставили Ромку.

Первое, что увидел Женька, когда открыл глаза, был Мирра. Сон исчез мгновенно. Ромка сидел возле окна в странной позе — запрокинутая голова и отвисшая челюсть; на полу рядом с ним валялся автомат. Женька мягко потянул из-под рубахи оружие, одновременно оглядывая комнату, насколько это было возможно сделать, не поворачивая головы. Мирра — упырь из ночного кошмара, сидел на стуле посреди комнаты, скрестив короткие ручки на животе и глядя в потолок бельмами своих жутких, огромных, раскосых глаз. Казалось, он ничего не замечал, но Женька знал, что это не так, как знал и то, что кошмарного гостя зовут Мирра, и не удивлялся этому своему знанию. Пистолет удобно лег в ладонь; плавным движением большого пальца, кожей убирая щелчок, Женька снял его с предохранителя и рывком вскочил, оглядывая комнату — ничего необычного. В следующую секунду в лоб Мирре смотрел тусклый зрачок ствола.

Мутант никак не отреагировал на это движение. Глаза его продолжали блуждать по комнате, короткие пальчики шевелились. Женька медленно подошел почти вплотную к гостю, глядя на него через прорезь мушки. И тут Мирра улыбнулся. Это было жутко. Завораживающе жутко. Так мог бы улыбаться удав, если бы удав умел улыбаться. Затем Мирра поднялся, протянул свою коротенькую руку и взял у Женьки пистолет.

А Женька вдруг понял, что Ромка спит, просто спит, что с ним ничего не произошло. Даже похрапывает немножко. И что невежливо тыкать в гостя пистолетом, не поинтересовавшись, зачем он к вам пришел.

Мирра покрутил пистолет в своих пальчиках, как причудливую, ненужную безделушку, не пытаясь взять его по-боевому, и снова протянул Женьке. Тот молча принял оружие и засунул его за пояс. Какое-то время они внимательно друг друга рассматривали. Женька впервые почувствовал пульсацию и мысли чужого мозга; ощущение было незнакомым и очень странным. Сила от этого карлика исходила огромная, но никакой угрозы в ней не было. Мирра начинал ему нравиться. Карлик, похожий на монстра из фильма ужасов, в свою очередь, пытался сфокусировать на Женькином лице свои непослушные, подслеповатые глаза. Они все время соскальзывали в какую-то странную, бессмысленную пляску. Казалось, глаза жили отдельной, собственной жизнью — зрачки блуждали по крупным, красными жилками пронизанным белкам, сходясь и расходясь в разные стороны, иногда случайно набредая на Женькино лицо, и тогда в них, пробивая студенистую кожицу бельма, вспыхивали искры.

— Вас зовут Мирра? — спросил наконец Женька.