По ту сторону

Джентльмены расположились тут же, на палубе, усевшись на бухты канатов, ящики, бочонки. Один исполнял обязанности секретаря: положив на колени дощечку, что-то писал гусиным пером. Капитан, совсем молодой ещё человек в чёрном сюртуке, хмурился. Было заметно, что ему неприятна роль судьи и вся эта процедура, напоминающая спектакль, только с настоящей казнью в финале.

Порывами налетал ветер, гоня волну и раскачивая израненную «Сирену». Жалобно скрипели реи. С одной из них, по обе стороны от мачты, свисали две верёвочных петли.

У меня на одежде, волосах и лице запеклась кровь. Не моя – застреленного Роде матроса-англичанина. Естественное желание смыть её с себя, точнее, его невыполнимость, доставляли почти физические страдания. Но скоро и им придёт конец.

Первым судили Шутте. Матросы помогли ему подняться и поставили перед лицом судей. Руки оставили связанными.

– Ваше имя? – задал вопрос капитан.

– Пауль Шутте, – спокойно ответил пират.

Секретарь записал.

– Вы обвиняетесь в разбое, убийствах, причинении вреда подданным её величества королевы Англии. Что можете сказать в своё оправдание?

Шутте молча пожал плечами.

Суд был скорым.

Офицеры перебросились несколькими короткими фразами. Капитан поднялся и, взяв у секретаря запись, зачитал приговор:

– Суд, в составе офицеров флота её королевского величества мичмана Вильяма Адамса… – перечислил звания и имена судей, – под председательством капитана Роберта Хоума, рассмотрел дело по обвинению Пауля Шутте в разбое, убийствах, причинении вреда подданным её королевского величества, и приговорил означенного преступника к смертной казни через повешение. Приговор привести в исполнение немедленно.

Закончив чтение, капитан едва заметно вздохнул.

Я, чтобы не смотреть на казнь, закрыла глаза. К горлу вдруг подступила дурнота исчезли звуки – в уши будто воду налили. Я «уплыла».

Из обморока меня вывело похлопывание по щекам. Чуть приподняла веки – в глаза бросились ноги, обутые в сапоги, качающиеся в паре метров над палубой. Едва не отключилась снова, но меня грубо подняли и крепко держали за плечи. Несколько мгновений ошалело мотала головой, потом сознание прояснилось, я встретилась взглядом с капитаном. Его голубые глаза смотрели скорее сочувственно, нежели осуждающе.

– Вы в состоянии отвечать? – спросил джентльмен.

Я кивнула.

– Назовите ваше имя.

Имя? Какое из многих? Джек, Яков, Снежана?..

– Жанна… Демина Жанна, – с трудом выговорила я. В горле ком стоял.

– Как? – переспросил судья. – Повторите ещё раз.

Я прокашлялась.

– Меня зовут Демина Жанна. Я женщина.

Судьи переглянулись и принялись разглядывать меня, не скрывая изумления.

– Пусть докажет, – предложил один из них.

Остальные поддержали:

– Да. Пускай разденется, мы желаем убедиться.

Капитан молча кивнул.

– Снимите с него одежду! – крикнул матросам кто-то из судей.

– Не надо! – воскликнула я и добавила. – Я сама… Развяжите мне руки.

– Развяжите, – приказал капитан.

С меня сняли путы, и я принялась тереть запястья, чтобы восстановить кровообращение.

Стояла в окружении двух десятков мужчин, ждущих, когда начну раздеваться. Если не сделаю это сама, они всё равно сорвут одежду, а я не хотела, чтобы грубые мужланы лапали меня похотливыми руками.

Шальная мысль – добежать до борта и броситься в воду – промелькнула в голове. Я даже сделала движение, пытаясь изготовиться к броску, но затёкшие ноги не слушались. Едва не плюхнулась задом. Стоящий рядом матрос цепко ухватил за руку. Нет, вздор. Прорваться через столь плотный заслон – такое только в кино бывает.

В очень плохом кино.

А жадная до зрелищ матросня пялила зенки, подмигивала, скалила гнилые зубы.

Чёрт с вами – смотрите!

Второй раз за время пребывания в этом проклятом веке мне пришлось раздеться, подчинившись чужой воле. Только случай с Сидонией не шёл ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас.

И опять я стояла обнажённой. Со всех сторон доносились смешки, непристойные комментарии и глумливые пожелания, среди которых самым невинным было: повесить меня прямо так, голой.

Судьи тоже посмеивались, перебрасывались репликами.

Драма обернулась фарсом.

Из опасного преступника, грабителя и убийцы, я превратилась в объект насмешек для одних; другие же видели во мне жертву, над которой можно безнаказанно надругаться.

Но я по-прежнему не боялась. Вместо страха были злость и презрение к этой разнузданной толпе. И желание, чтобы всё скорее закончилось.

Я стояла, стиснув зубы, ёжась на холодном ветру, и повторяла про себя: «Господи, пошли мне лёгкую и быструю смерть».

Лишь один человек не участвовал в глумлении над беззащитной женщиной – капитан.

Он по-прежнему хмурился и молчал.

Видя, что подчинённые совсем распоясались, неожиданно крикнул:

– Всем замолчать! Здесь суд, а не балаган! Дайте ей что-нибудь, прикрыться.

Кто-то из матросов протянул кусок парусины. Я обернулась им, прикрыв тело от бёдер до подмышек.

Суд продолжился:

– Почему вы носите мужское платье, мэм?

В голосе капитана я уловила нотку сочувствия.