- Тебе? Да с тобой она не то, что до утра, до сегодняшнего вечера не доживет, - фыркает на это Анхен, почему-то обозванный «Нэри».
- Да она не первый день со мной, и все жива как-то.
- И я даже скажу, как: потому, что она - моя. И моей останется.
- Ну а зачем? Зачем ей вообще жить, Нэри? Назад не вернуться, здесь ей жизни не будет, у тебя от нее одно расстройство, - и это говорит Лоу? Нежный, ласковый Лоу, читавший мне стихи и обещавший свою помощь и дружбу? - Она мучается, ты мучаешься. Зачем? Отдай, хоть умрет счастливой.
Мои руки дрожат и разжимаются. Лоу на меня не смотрит. Конечно, у него - Нэри. Его драгоценный Нэри. А я - я ничто. Нет, он даже готов избавить - только не меня от Анхена, Анхена от меня. Чтоб он, бедный, не мучился. Машины зря не бил.
- Я тоже умею убивать, Лоу. Если сочту, что это необходимо - я справлюсь.
- Так справься уже. Не заставляй ее жить внутри собственных кошмаров, Нэри, это жестоко.
- Отдай мне девочку.
- А она точно тебе нужна? - Лоу подхватывает меня на руки и взмывает вверх. Все выше, выше - под самый купол. Туда, где небо.
- Я подожду в кабинете, пока ты наиграешься. Вас обоих, - Анхен разворачивается к нам спиной, долетает до ближайших к нему перил, спрыгивает с них на пол.
- Ой! - негромко и фальшиво произносит вдруг Лоу и... разжимает руки. Несколько секунд спокойно смотрит, как я падаю спиной вниз на каменные плиты пола, а потом отворачивается и улетает прочь по ближайшему коридору.
Даже не страх - боль. Такая боль пронзает душу. Предал. Бросил. Убил.
А потом меня подхватывают сильные руки, крепко прижимают, и я вижу прямо перед собой лицо Анхена - бледное, с прикушенной губой, с испуганными глазами.
- Ларка, - шепчет он мне, - моя Ларка.
А я могу думать лишь об одном: даже не оглянулся. Бросил - и даже не оглянулся.
Глава 9. Близость.
Очень медленно мы опускаемся на пол. Он не остается на ногах, садится, прямо на каменные плиты, посреди огромного зала высотой в пять этажей. Я оказываюсь у него на коленях, он держит крепко, но бережно. Я не вырываюсь. Куда? Зачем? Смотрю наверх. Там синеет за прозрачным куполом небо. Недостижимое. Свободное. Там скрылся мой сказочный принц в кристально-белой рубашке, так и не взяв меня с собой. Бросил. Будто балласт, мешавший ему лететь. А я - словно в глубине гигантского колодца. Нет. Словно в Бездне. Вдруг вспомнилось все так ярко, так четко: его руки, обнимающие меня, сказочные Ледяные Водопады, небо - небольшим фрагментом, где-то высоко-высоко над головой, его поцелуй, впервые заставивший меня потерять голову. И он - вампир и куратор, таинственная, непостижимая личность, существо иного, более совершенного и возвышенного мира, несущее на руках меня - просто девочку... Все осыпалось прахом и ничего не осталось. И нет уже девочки-студентки, и светлейшего куратора тоже нет, и ничего возвышенного и совершенного в этом мире рабов и господ тоже не оказалось.
- Скажи мне что-нибудь, Лара, - тихо просит он, когда пауза перерастает в бесконечное молчание.
Перевожу взгляд на его лицо. Его глаза, внимательные и печальные, смотрят не отрываясь. Теплые, близкие. Чужие. Глаза цвета земли. Сырой кладбищенской земли, которую будут бросать на крышку моего гроба. Понимаю, что мне не страшно. Страх давно ушел. Улетел вместе с Лоу. И надежды мои с ним улетели. И мечты. Апатия осталась. Отупение. Наверное, даже покорность. Судьбе. Обстоятельствам. Даже ему. Одного только жаль. У меня ведь гроба не будет.
- Скажи, а меня обязательно должны будут съесть?
- Что? - не знаю, что он хотел от меня услышать, но, наверно, не это.
- Очень хочется, чтобы похоронили.
Он вздыхает, как-то глубоко и немного нервно, проводит рукой по волосам (по чужим волосам на моей голове), прижимает мою голову к своему плечу.
- Хорошо, - его голос спокоен. - Я сделаю, как ты хочешь. Это не сложно.
А мне вспоминается мама. Как она боялась любых разговоров о смерти. Даже песенку про Кондратия напевать никогда не разрешала, сколько я не пыталась ее уверить, что Кондратий в ней - просто мальчик. Мама. У меня когда-то была мама. Давно. Я тогда еще была живой.
- А вампиры своих умерших не хоронят, - все тем же спокойным, отрешенным даже голосом рассказывает Анхен. - После смерти вампира сжигают, а прах развевают по ветру. Считается, что пока тело существует, душа не может освободиться от своих земных привязанностей и полностью раствориться в мироздании, а значит, страдает. Душе надо помочь, отпустить ее.
- И забыть? - вспомнилась новогодняя ночь под звездным небом. Я и вампир на крыше мира. Тогда он тоже о чем-то рассказывал. А до этого мы спускались в Бездну. А вот теперь - словно совмещаем: выше облаков, и при этом на самом дне. И нет сил встать. Даже у него.
- Не забыть. Просто не жалеть. И не мечтать вернуть. Душа уходит в сияние Светоча, ей будет там хорошо, - а ведь мы оба давно уже умерли. Он когда-то, а я на прошлой неделе. Или на позапрошлой. И никакого сияния. Лишь пустота. Мы осколки. Черепки, не более.