По ту сторону Бездны (СИ)

- Найду, - он легко поднимается и выходит. Ненадолго, почти сразу он возвращается с зеркалом, но я успеваю почувствовать пустоту от его отсутствия. Анхен наклоняет зеркало так, чтоб я могла себя рассмотреть. А я смотрю, и все не могу поверить. Невероятно отросшие волосы топорщатся нелепым ежиком длиной сантиметра в полтора, но они есть, они растут!

- Анхен, но как же? Я же только утром смотрела, они едва видны были...

Он убирает зеркало и вновь садится рядом.

- Думаю, дело в том, что механизм столь активной регенерации у тебя действует не постоянно, - задумчиво начинает он объяснять. Мне? Или и себе заодно? - Пока серьезной угрозы для существования организма нет, он у тебя дремлет. А как только ситуация становится близка к критической - начинается экстренное восстановление. Причем, видимо, всех органов и систем, а не только тех, чье повреждение этот механизм «разбудило»

- Да? - даже забавно. - Так ты еще и полезен для моего здоровья? И если я вновь хочу себе волосы до середины бедра, то мне надо просто не вылезать из твоей постели?

- Мысль интересная, - он смеется. - Но все же увлекаться пока не будем. У любого организма есть предел, и у твоего тоже, и он нам пока неизвестен, - вопреки обещанию не увлекаться, он наклоняется и целует меня в губы. Очень медленно, чувственно, обстоятельно. Изучая, кажется, каждый миллиметр моих губ, рта. И я растворяюсь в его поцелуе, мгновенно забывая о всех чудесах собственной регенерации, обо всем, что было, обо всем, что будет. Только губы его реальны, язык его - о, более чем!

- Знаешь, обычно вампиры человеческому здоровью вредят, - сообщает он мне, отстранившись. - Но с тобой же абсолютно все переворачивается с ног на голову.

А я даже не сразу понимаю, о чем он. Только улыбаюсь, бессмысленно глядя на него и пытаюсь выровнять дыхание. А потом вспоминаю: как-то не сходится...

- Анхен, а ты сказал, что глубокий обморок - это стандартная реакция на секс с вампиром, но я же помню... я видела... тогда, в больнице... там было очень много секса, а в обморок никто не падал.

- Лар, ну я ж тебе тогда объяснял: их и было много для того, чтоб не было никаких последствий. Если мы в эту кровать положим еще человек пять, то в обморок гарантированно никто не упадет.

- Ааа... давай не будем. Я уж лучше немного попадаю.

- Не будем, душа моя, не будем, - он только улыбается. - Я просто объясняю тебе механизм.

- Ну, тогда объясни и... про секретаршу... про ваш чудовищный обычай... там же вампиров двое, а дева одна, а в обморок она вроде не падает... или падает?

- Не падает. Хотя минут пять - десять чтоб прийти в себя бывает нужно. Наш «чудовищный обычай» полноценного секса не предполагает. Пара телодвижений, полторы капли крови, имитация, не более, - он спокойно пожимает плечами. - Но, может, мы не будем возвращаться к тому, от чего ушли уже очень и очень далеко. Ты больше не моя секретарша, тебе не о чем волноваться.

- Смеешься? - улыбаюсь криво и горько. - Я теперь в этом доме кто? Твоя рабыня? Полагаешь, это лучше, чем секретарша? И волноваться не о чем?

- Лара, девочка моя, хорошая, попробуй понять, - он берет мою руку, подносит ее к губам, целует кончики пальцев. - Есть юридический статус. И есть реальное положение дел. Юридически - да, ты действительно являешься моей собственностью, я полностью за тебя отвечаю, и как самостоятельный субъект ты действовать не можешь. Но реально, Ларочка, я никогда не относился к тебе, как к рабыне, не отношусь и относиться не буду. Ты живешь под моим покровительством, да, но лишь потому, что по-другому тебе не выжить.

- А я хочу домой. Я так хочу домой, Анхен, - я не хочу выживать. Хочется просто жить. Как раньше.

- Ты привыкнешь, моя девочка. Ты привыкнешь.

- Да, наверное. Но так больно понимать, что я все потеряла, - не могу больше на него смотреть, поворачиваюсь на бок, к нему спиной.

- Не грусти. Ты жива, у твоего организма есть силы бороться за твою жизнь в любых обстоятельствах, значит, жизнь продолжается, и ты обретешь что-то новое, возможно - ничуть не менее ценное, - положив руку мне на плечо, убеждает меня вампир. - Я имею право так говорить, Лара, я терял. Я знаю, как это горько. И знаю, что если смерти нет, то жизнь продолжается. Она другая, но она тоже достойно того, чтоб ее прожить.

Я не отвечаю. Он тянется за простыней, чтоб укрыть меня, и замирает, засмотревшись. Потом рука его осторожно опускается мне на попу, очень нежно, буквально двумя пальцами, гладит.

- Не надо больше, пожалуйста, - после всего сказанного ласки желания не вызывают.

- Что? - задумчиво отзывается он. - А, нет, моя хорошая, я не пристаю. Ляг, пожалуйста, на живот.

- Зачем?

- Клеймо. Дай я посмотрю, что с ним.

Слово, как удар, вызывает воспоминание. Обжигающая боль. Большая, чем возможно стерпеть. Вздрагиваю. Но ложусь, как он просил. А я и забыла. Оно не болело, и я заставила себя не вспоминать, не думать. И забыла. А его пальцы, значит, не попу мне гладят, но ожог на ней щупают.

- И как? Нравится? - интересуюсь.