По ту сторону Бездны (СИ)

- Я...я за, только отпусти ее, Анхен, пожалуйста.

- Поздно, милая. Я уже не за.

Семейство вышло. Такое довольное, гордое. Их, небось, еще в конторе похвалили за правильное воспитание подрастающего поколения. И на работе, наверное, премию выпишут. И грамоту дадут. В благодарность.

Протянули вампиру бумаги.

- Все правильно?

- Да. Этот я беру себе, а второй экземпляр ваш. Всего хорошего. Идем, Елена.

Меня жестко берут за предплечье, Елену нежно обнимают. И мы уходим, а ее родители смотрят нам вслед. Нет, рукой не машут, ничего не говорят. Просто смотрят. Мы сворачиваем в переулок.

С легким свистом машина вновь обретает свой «вампирский» облик. Елена восторженно замирает.

- Мы на этом полетим?

- Да, - Анхен коротко смотрит ей в глаза, и в лице ее словно что-то умирает, глаза становятся пустые, почти стеклянные.

Открывается дверца багажника. (Так и не понимаю я, как он ей управляет. Неужели мысленно?) Анхен берет Елену за руку, заводит внутрь. Там ставит на колени возле боковой стенки и продевает ее руки в закрепленные на рейке ременные петли. Жестко фиксирует ремни на запястьях. Она стоит безропотно, молча, словно спит наяву. Смотрится жутко. И эта поза, и эти ремни. Он говорил когда-то, что в багажнике перевозят животных. Вот так они их перевозят? И ремни для этого?

- Лариса, иди сюда.

Идти решительно не хочется.

- Анхен, а может, не надо?

- Не заставляй меня за тобой гоняться, я все равно быстрее. Залезай.

Других дверей не открыли, забираюсь в багажник. Жутко боюсь, что меня сейчас тоже поставят на колени и привяжут за руки.

- Сядь на пол, - бросает он мне, - а то упадешь.

И пробирается вперед, в свое кресло.

- А может я тоже...в кресло?

- Нам не далеко. Дольше ходить будешь, - и машина резко взвивается вверх. Не сидела б - действительно упала. Вверх, вбок, вниз, стоим. Действительно, далеко не улетели. На ближайшую крышу.

Анхен вновь перебирается к нам. С непроницаемым лицом снимает пальто, бросает на свое кресло. Затем туда же летят шарфик, пиджак, галстук.

- Анхен?

- Раздевайся.

- Что? - руки невольно тянутся к горловине пальто и нервно ее стискивают.

- Что слышала. Лучше сама, я все равно раздену, но одежда порвется.

- Нет! Анхен, пожалуйста! Не надо! Ты же сам сказал, что я тебе больше не нужна...

- Жить со мной? Конечно, не нужна. А на один вечер еще сгодишься. Пальто снимай.

- Нет!

Дальше я визжу, кричу и вырываюсь, а он с каменным лицом срывает с меня одежду. Пуговицы летят во все стороны, ткань блузки рвется с противным резким звуком. Содранным с меня лифчиком он связывает мне руки и привязывает их к ножке впередистоящего кресла. И если прежде мной владело отчаянное неистовство борьбы, пусть обреченной, но я бесилась, боролась, вырывалась, пыталась лягнуть его, укусить, оцарапать, то резкая боль в запястьях пронзила меня могильным ужасом.

- Не-е-ет! - мне казалось, сердце останавливается. Он связывал мне руки, когда избивал, избивал так, что лишь тьма беспамятства и спасала, тогда и сейчас сливаются в одно, хочется умереть немедленно, потому что второй раз мне такого не пережить. Вот только привязали меня сейчас лицом вверх, а это значит, что... Но юбку он не тронул. Стоит надо мной на коленях, смотрит в лицо. Любуется произведенным эффектом.

- Страшно? - интересуется с отвратительной усмешкой.

- Пожалуйста...пожалуйста, Анхен, - страшно так, что могу только шептать. Но когда его трогали мои «пожалуйста»?

- Попробуешь только дернуться - будет еще и больно, - спокойно сообщает он мне.

- Пожалуйста, отпусти меня, - бессильные слезы катятся куда-то за уши, путаясь в волосах.

- Разве монстры отпускают? О чем ты, Ларис?

Он разворачивается к Елене, отвязывает ее и поворачивает к себе. Что-то ласково шепчет, и она улыбается, оттаивая. Он ее целует, очень нежно, и ей явно нравится. Затем он помогает ей раздеться, и она не возражает, позволяя раздеть себя всю и не задавая вопросов. Время от времени он целует ее, ласково проводит руками по ее телу. На меня они не обращают внимания. Какое-то время. Затем он заставляет ее встать на четвереньки прямо надо мной, и ее грудь качается почти над моим лицом. Это тошнотворно, омерзительно, а ее лицо безмятежно, словно она вообще меня не видит и не совсем понимает, что происходит.

- Ноги раздвинь, - раздается спокойный голос вампира. - Бодрее, а то мне стоять неудобно.