По ту сторону безмолвия

— Конец все равно один — дети вырастают и уходят, а тебе кажется, что ты труп.

К нашему изумлению и восторгу, четыре дня спустя мама вышла из комы и немедленно потребовала вертелку. Когда ее спросили, что такое «вертелка», мама ответила — водка с апельсиновым соком. Но, если не считать множества подобных жутковатых и забавных странностей, она вернулась в полное сознание в приличной форме. Рот, правда, оставался перекошенным, как и многое из того, что она говорила, но больше ничего не пострадало, и мама пребывала в хорошем настроении.

— Во сколько обходится больница?

— Не знаю, ма, но не беспокойся об этом. Мы с Солом все оплатим.

— Тогда притащи сюда отца, пусть займет вторую койку. Будет у нас с ним первый в жизни отпуск.

Отец ног под собой не чуял от счастья. Он всегда обходился с матерью хорошо, уважал ее и ценил, но возвращение с того света и выздоровление еще более возвысило маму в его глазах. Папа говорил о ней пылко и благоговейно. С ней же разговаривал почти шепотом, словно боялся, что любой громкий звук может спугнуть ее, и она снова уйдет туда, откуда вернулась, или еще хуже.

Мама журила его за то, что он так перед нею лебезит, но с любящим лицом, и непременно держала его за руку все время, когда отец навещал ее в палате.

Я сидел рядом и рисовал их, снова и снова. Мы разговаривали, родители держались за руки, Сол рассказывал всякие истории о жизни в Лондоне и о компании, в которой он там работал. Хотя мы раз или два в году съезжались на семейное сборище, сейчас все было совсем иначе. Все мы, как один, дышали облегчением, любовью и страхом за маму. Это поднимало эмоциональную температуру в комнате градусов на пятьдесят. Мама чуть не ушла от нас навсегда, у меня нашли камни в почках, отец передал нам главенство в семье и говорил о браке, семье и любви на всю жизнь, как о том, что, в конце концов, тебя убивает. Возможно, он был прав, что стал разговаривать шепотом. Может быть, нам всем следовало шептать.

Однажды, сидя в маминой палате, когда она спала, я вспомнил присланный Линкольном рисунок — человечка с цветком на шее. Пожалуй, даже розой в горле. Разве не то же происходит сейчас здесь? Не давимся ли мы лакомствами жизни, словно они попали не в то горло? Розами положено любоваться, нюхать их, а не глотать. Любовь отца к матери мгновенно стала гибельной, стоило ему решить, что мама умирает. Так, и не иначе. Смысл выходил именно такой. Но что Аароны хотели сказать этим рисунком? В Лос-Анджелесе сейчас десять утра. В палате был телефон, но я предпочел позвонить из автомата в вестибюле.

— Алло?

— Лили? Это Макс Фишер.

— Макс! Я ждала вашего звонка! Как вы? Как ваша мама?

— Хорошо. Она была в коме, но сейчас пришла в сознание, и врачи считают, что все будет в порядке. Послушайте, может быть, это не совсем уместно, но я хотел вас кое о чем спросить. Помните рисунок, который прислал мне Линкольн? Тот человечек с цветком в горле?

— С розой. Конечно помню — ведь это я велела Линкольну его нарисовать! Все в точности по моим указаниям.

— Хорошо, и что же он означает?

Я буквально почувствовал ее улыбку сквозь телефонную трубку.

— Отгадайте.

— Простите?

— Вам придется догадаться.

— Я бьюсь над этим с тех пор, как получил рисунок, но все, что приходит мне в голову, довольно мрачно.

— Нет, ничего мрачного там нет! Гарантирую. Знаете, как бывает — иногда сидишь и до тебя, еле слышно, доносится музыка из соседней комнаты? Ты настораживаешься, напрягаешь слух, пытаясь разобрать мелодию. Спустя какое-то время это удается, и ты снова расслабляешься: «Ладно, теперь жизнь может продолжаться». Так вышло и со мной, Макс. Я поняла, что вы для меня за мелодия. Вы для меня — роза в горле. Разве вам не нравятся смешанные метафоры?

— Но это что-то хорошее?

— Да, безусловно, хорошее. Когда вы возвращаетесь?

Я поглядел на дверь маминой палаты и почувствовал укол вины. Теперь, когда маме стало лучше, мне захотелось уехать и вернуться к своей жизни, к тому, что могло у меня сложиться с Лили Аарон.

— Надеюсь, скоро. Как только скажут, что с мамой точно все будет хорошо.

— Когда вернетесь, давайте поедем кататься на велосипедах. Втроем.

— Отлично! — Я мысленно взял на заметку: как только окажусь в Лос-Анджелесе, первым делом купить велосипед.

— Знаете, чего мне хочется уже много лет? Объехать на велосипеде вокруг Европы. Без всякого рюкзака и тому подобного. Ехать на машине, останавливаться в гостиницах, вкусно обедать… но чтобы на крыше машины были закреплены велосипеды, и когда делаешь остановку в городе или в горах, то или ходишь пешком, или ездишь на велике. Никакой машины. Представляете, как чудно было бы вот так путешествовать в Альпах?

— Или по Парижу? Это была бы сказка. Можно мне с вами?

— Не знаю. Возвращайтесь домой, и посмотрим. Вроде собеседования при приеме на работу — поглядим, из того ли вы теста.