По ту сторону безмолвия

— Лили, послушай меня. Он получил по голове бейсбольным мячом и потерял сознание. Но с ним все хорошо. У него будет большой синяк, и голова какое-то время поболит, но врачи все проверили, и с ним все в порядке. Все в порядке.

— Почему ты привез его сюда? Почему не позвонил и не сказал мне?

— Погоди, успокойся. Его ударили, он потерял сознание. Мы испугались и отвезли его в больницу. Так было нужно: все могло обернуться очень плохо.

— Господи Иисусе, ты не должен был его сюда привозить. — Лили сердито вырвалась и затрясла головой. — Ты заполнял бумаги? Что конкретно ты там написал?

Ибрагим стоял за ее спиной. Он пожал плечами, словно не понимая, чего она так шумит.

— Какие бумаги ты заполнял, Макс?

— Что-то заполнял, Лили, не помню. Им нужно дать общие сведения. Милая, это рутина, так всегда делают в больницах.

— Какая рутина? Что ты там написал? Какие сведения дал?

Лили страшно разозлилась. Я объяснил это пережитым напряжением. Я старался говорить как можно спокойнее.

— Его имя, возраст, наш адрес. И нет ли у него аллергии на что-нибудь.

— Что еще?

— Ничего. Просто стандартный бланк.

— Стандартный бланк, да? Чушь собачья!

— Лили, успокойся. В больнице так положено. Им нужны кое-какие сведения…

Она схватила меня за рубашку на груди и грубо притянула к себе.

— Им ничего нельзя сообщать, Макс. Никогда, ничего, — сипло прорычала она.

Тут Ибрагим обхватил ее, стал оттаскивать и терпеливо уговаривать, отрывая от меня. Ее странное поведение совершенно сбило меня с толку. Лили имела полное право переволноваться из-за сына, но выражение ее лица, голос, брань… Ее что-то смертельно испугало… Тем более нелепым и диким показалось мне то, что она затем произнесла:

— Как ты думаешь, они берут отпечатки пальцев?

— У Линкольна? Нет! Он же пациент, а не заключенный.

Она выслушала меня, затем повернулась к Ибрагиму. Тот тоже запротестовал:

— Лили, перестань, пожалуйста. Не сходи с ума. В больнице отпечатков не берут!

— Точно неизвестно, но ладно. Сейчас я хочу только увезти его отсюда. Когда его можно забрать домой?

— Завтра. Врач сказал, что они оставят его на ночь, чтобы понаблюдать. Завтра он сможет поехать домой.

— Завтра? Где этот врач? Мне нужно с ним поговорить. Мы уезжаем.

Говоря «мы», она имела в виду, что хочет сейчас же увезти сына. Мы нашли доктора Кейси, который сначала попытался ее успокоить, но, поняв, что эта обезумевшая мама хочет немедленно забрать мальчика, заговорил настойчиво и суховато-профессионально. Он сказал, что это неразумно, даже опрометчиво, даже опасно. Бывали случаи, когда…

— Мне все равно, доктор. Мы уезжаем. Я его мать и хочу забрать его домой. Если возникнут какие-то проблемы, мы вернемся.

Что бы он ни говорил, переубедить Лили ему не удалось. То есть не удалось до тех пор, пока их схватка не закончилась и врач, потерпев поражение, не собрался уходить, чтобы подготовить необходимые для выписки Линкольна бумаги.

— Вы очень своеобразная женщина, миссис Аарон. Не понимаю, почему вы так настаиваете на этом. Это, безусловно, противоречит интересам вашего сына, и ваше поведение вызывает у меня серьезнейшие подозрения.

Он просматривал свои записи и не увидел, как изменилось лицо Лили. За несколько секунд оно прошло путь от агрессивного «пошел ты!..» до «ой-ой-ой», а затем до раболепного страха. Прежде чем снова заговорить, она посмотрела на меня. Раболепство скрывало что-то еще — крыс под полом, незаметно зажатый в ладони нож.

— Доктор Кейси, простите меня. Я просто… я не могу… Все так сложилось… Да, пусть он останется. Конечно, вы правы. Извините.

Врачи сразу узнают интонации растерянности и отчаяния. Они слышат их на работе каждый день. Когда Кейси снова заговорил, он был воплощенное сочувствие и спокойная сила:

— Конечно же, я понимаю, миссис Аарон. Но это действительно самое правильное решение. Позвольте нам сегодня подержать мальчика здесь и, если хотите, можете остаться в палате вместе с ним. Но будет лучше, если он пробудет у нас всю ночь.

— Да. Безусловно. Извините меня.

— Вам не нужно извиняться. Я скажу медсестре, что вы остаетесь с мальчиком.

Я наблюдал за Лили в течение всего этого странного разговора. Что, черт возьми, происходит? Которая Лили — настоящая? Как и врач, я мог бы попасться на удочку, если бы не видел выражение се лица, страх и отвращение во взгляде, кривящиеся и поджимающиеся губы — она явно боролась с собой. Если не наблюдать за ней слишком пристально, можно и не догадаться, что она лжет.

Неужели это Лили? Женщина, столь великодушная и щедрая по отношению к другим, безупречно ведущая себя в чрезвычайных ситуациях, готовая первой бежать на помощь незнакомым людям. Конечно, тут еще сыграло роль то, что на сей раз беда стряслась с ней, с ее сыном. Но дело не только в этом. Не только.

— Лили!

Она провожала взглядом врача, который быстро шагал по коридору.

— Лили!

— А?

— Что случилось? В чем проблема?

Лили взглянула на меня так, словно я отвесил ей оплеуху.

— Большая ошибка, Макс. Ты совершил очень большую ошибку. Очень глупую.

— Какую? Что я сделал не так?

— Я не хочу сейчас об этом говорить. — И она ушла.