Лили принялась за дело. Она уговорила виновника столкновения и пострадавшую успокоиться и сделать все необходимое, чтобы, когда полиция, наконец, приедет, для нее не осталось работы. Оба, и женщина, и вьетнамец, были так ей признательны, что без конца благодарили. Лили тонко и умело разрядила ситуацию и помогла им, хотя ее лично проблема никак не затрагивала. Часто ли такое встретишь?
— Ну, Макс, теперь я по-настояшему проголодалась. А вы?
— Вы оказали им большую услугу.
— Знаете, да. Но я сержусь на себя за то, что сознаю это. Хотела бы я дожить до того, чтобы делать подобные вещи, даже не замечая, не то что не думая, что совершила хороший поступок. Вот это — достижение. Разве не здорово? Вы читаете детективные романы?
— Детективы? Не знаю, иногда. — Я начал понимать, что свойственные ей внезапные смены темы не так уж внезапны: Лили неизменно возвращалась к исходной точке, но к странным поворотам ее мысли требовалось привыкнуть.
Она продолжала:
— А вот я не читаю. Они только сбивают с толку. Их покупают ради закрученного сюжета, интриги и разгадки, но я — нет. Жизнь достаточно сложна — вот
— Хорошо, но вы все же сделали доброе дело. Лили покачала головой:
— Мне не нравится жить в мире, где правильные поступки так редки, что начинают считаться добрыми.
В моем семействе бытует потрясающая история, которую нужно здесь рассказать. Моя бабушка водила машину из рук вон плохо. Никто не соглашался ехать с ней в автомобиле, если она сидела за рулем — в особенности оттого, что ездила бабушка страшно медленно. Однажды дедушка попал в больницу — ему сделали небольшую операцию. В день выписки бабушка отправилась на машине его забрать. Дедушку, все еще в пижаме и халате, устроили на заднем сиденье. Бабушка двинулась к дому обычным своим черепашьим манером. Дедушка, обычно громогласно комментировавший ее езду, тут почему-то не издавал ни звука. Бабушка думала, что это оттого, что он еще не оправился после операции. Однако молчание ее смущало. Время от времени, не глядя в зеркало заднего вида, бабушка спрашивала его, все ли у него в порядке. «Да, но поезжай чуть побыстрее, ладно?» — «Хорошо, милый». И она следовала дальше со скоростью пятнадцать миль в час. На полпути бабушка остановилась на красный свет. Потом загорелся зеленый, и спустя несколько минут она снова спросила дедушку, как он там. Нет ответа. Она спросила еще раз. Нет ответа. Обеспокоенная, бабушка посмотрела в зеркальце. А дедушки и нет. Испугавшись, что он выпал, она остановила машину посредине улицы, и бросилась его искать. Нет дедушки. Так как до дома оставалось недалеко, бабушка поехала домой, чтобы вызвать полицейских искать бедного больного мужа. Отгадайте, кто сидел на веранде, поджидая ее. Отгадайте, кто вылез из машины, когда она стояла у светофора, остановил такси прямо в пижаме и…
Когда я следовал за ней по пути в ресторан в тот первый день, у меня было чувство, что с ее машиной что-то не так. Будто она не снята с ручного тормоза или двигатель вывалился, и Лили отталкивается от земли ногами. Такого рода мелочи. Лили называла это осторожным вождением. Я называл это вождением инфарктника. Такую езду следовало бы запретить законом. Я не мог поверить, что она меня не разыгрывает. Но нет — такова была ее натура, и с того дня мне ни разу не удалось уговорить Лили прибавить скорость. Когда я вел машину, ее все устраивало, с какой бы скоростью я ни мчался. Но когда за руль садилась сама леди Лили, вы возвращались во времена повозок, запряженных волами. Только с рычагом переключения передач вместо вожжей.
Пока мы ехали, Кобб пристально смотрел на меня через заднее стекло. Он напоминал одну из гигантских каменных статуй на острове Пасхи. Время от времени Линкольн оглядывался и махал рукой, но до самого прибытия на место я, пробираясь через Лос-Анджелес в потоке машин, играл в гляделки главным образом со старым псом.