По ту сторону глянца

Максим передает регистратору наши паспорта, сдает багаж и уводит меня в зону вылета. Усадив в кресло перед панорамным окном с видом на взлетные полосы, он закидывает руку на мои плечи и мягко привлекает к себе. Я отчаянно жмусь к нему, напитываясь его теплом и спокойствием.

— Успокоилась? — шепотом спрашивает Макс, положив подбородок в мою макушку.

— Угу, — киваю, звучно шмыгнув носом.

— Кто звонил?

— Мама.

— И чем она тебя так расстроила?

— Несла какую-то галиматью про Бога, хороших людей и храм, где она якобы проходит курс исцеления, — путано объясняю я, снова поддаваясь паническим мыслям.

— И что в этом плохого? — вопрос Макса вызывает у меня секундный ступор. Отстранившись, с недоумением смотрю в его невозмутимое лицо.

— А если это секта? — делюсь своими опасениями. — Ее там обработают, заставят переписать на них квартиру, и мы с мамой останемся бомжами. Они даже ремонт уже сделали. Готовят на продажу…

— Варь, выдохни, — Макс обхватывает мои щеки ладонями и улыбается. — Никакая это не секта. Помнишь, я говорил, что один из моих братьев — священник?

— Ты — не помню, а Вика точно говорила, — растерянно киваю.

— Артур работает в том самом храме, при котором находится центр восстановления от различного рода зависимостей. Я не просто так просил у тебя ваш домашний адрес и телефон твоей матери. Артур согласился помочь. Она сейчас там и с ней все будет хорошо.

— Правда? — голос дрожит, в глазах собираются слезы.

— Конечно, правда, — тепло усмехнувшись, Красавин снова привлекает меня к себе и заключает в объятия. — О твоей маме позаботятся, Варь, а я позабочусь о тебе.

— Я тебя люблю, — слова вырываются из самого сердца.

И я ни секунды не жалею о своем признании. Он невероятный, лучший во всем мире и бесконечно обожаемый. И мне хочется кричать о своих чувствах во все горло, а не таить в глубине души.

— Я так сильно тебя люблю, Максим. Ты представить себе не можешь, как…

Красавин не отвечает, ласково гладит по волосам и нежно целует в висок, но я и не жду от него признаний. Пока нам достаточно того, что есть. Ему со мной хорошо, а завтра… завтра, возможно, в его огромном добром сердце найдется место и для меня.

Весь полет я дрыхну на его плече и продолжаю спать в такси, которое везет нас в коттеджный поселок. Домой добираемся под утро. На парковке Викин автомобиль, в прихожей кроссовки Ивана, но Макс в этот раз их даже не замечает. Бросив чемоданы внизу, мы поднимаемся в его комнату и вырубаемся прямо в одежде.

***

Просыпаюсь около полудня, Максима в постели нет, и его подушка успела остыть. Потянувшись, и размяв затекшие мышцы, соскребаю себя с кровати и на ватных ногах плетусь в ванную. Состояние разбитое и мутное, не улучшается даже после получаса стояния под прохладным душем.

Кое-как высушив волосы, заворачиваюсь в полотенце и шлепаю в свою спальню, чтобы одеться. Сонно зевая, натягиваю объемную футболку и шорты, собираю волосы в небрежный кулек на затылке. Взглянув в зеркало, отмечаю, что видок у меня крайне непрезентабельный. Успокаиваю себя тем, что во время отпуска Макс насмотрелся на меня в самых разных ракурсах и состояниях и раз до сих пор не сбежал, бояться нечего.

Организм отчаянно нуждается в кружечке крепкого кофе и позднем завтраке. Все украшательства после. Блин, надо же еще вещи разобрать, заказать продукты и что-то приготовить на ужин. Сомневаюсь, что Вика в наше отсутствие позаботилась о пополнении холодильника, и о ведре клубники, и о приборке…

Макс хоть и говорил, что увольняет меня, но я благополучно пропустила его слова мимо ушей. Сидеть без дела на его шее не смогу и точка. Мне совсем не в тягость готовить и поддерживать чистоту. Для чего еще нужна женщина в доме? Для красоты и удовольствия? Может быть, но это совершенно не мой сценарий.

Спускаясь по лестнице в гостиную, мысленно составляю распорядок дня, пытаясь всунуть в бездну накопившихся хлопот поездку в Щелково. У меня нет оснований не верить словам Максима, но хочется собственными глазами взглянуть на позитивные изменения в квартире, цветы у подъезда полить. И с мамой нужно серьезно поговорить, поддержать морально, укрепить ее веру, так сказать.

Внизу раздаются тихие голоса. Преимущественно, Викин. Она сидит на диване, стоящем торцом ко мне, поэтому я не сразу замечаю вытянувшегося рядом Макса. Положив голову на колени сестры, он стеклянным взглядом смотрит в потолок, а Вика медленно, словно утешая, гладит его по волосам. Оба не замечают моего приближения. Выражение скорби на лице рыжеволосой красавицы не оставляет сомнений — пока я спала, случилось что-то ужасное.

От представшей моему взгляду удручающей сцены фонит такой безысходностью и болью, что я невольно замираю на предпоследней ступеньке и почти не дышу, боясь выдать свое присутствие. Легкие сжимаются, к горлу подкатывает ком, сердце бешено колотится в груди. Чувствую себя лишней, неуместной, начинаю пятиться назад, но, как назло, запинаюсь за ступеньку и с грохотом приземляюсь на нее пятой точкой.