По ту сторону гор

— Да, конечно, — тот на мгновение смутился, словно его пойманный на том, что проявил слабость, затем, сделав над собой усилие, взял сына за руку. — Наконец-то, — устало улыбнулся он, хотя и одними губами, в глазах было слишком много грусти и боли, чтобы их могла тронуть улыбка. — А то как ни приду к тебе, ты огнем горишь…

— Я выздоровел.

— Во всяком случае, на пути к выздоровлению, — царь был куда осторожнее, боясь сглазить. И, все же, он не смог удержаться: — Первая хорошая новость за последнее время!

Аль же нахмурился. Ему совсем не понравилось, каким тоном это было сказано, как и вообще какое-то потерянно-безнадежное состояние отца. Наверное, прежде он не обратил бы на это никакого внимания. Да, если честно, он вообще почти не замечал живших вокруг него людей, слишком увлеченный фантазиями о легендарных героев. Но теперь все изменилось. Аль не знал, что стало тому виной: его побег навстречу, как он думал — мечте, но, как вышло — жизни, встреча с Ларгом, которого он спас, рискуя своей жизнью, и который затем спас его ценой собственной, или же что-то еще. Да и не важно все это было. Ведь главное — не причина перемен, а они сами.

— Отец, что случилось? — прежде он ни за что не решился бы спросить, теперь же не стал даже тратить время на попытки дойти до все самому.

— Много всего, Аль-ми, — вздохнув, сокрушенно качнул головой Альрем, — очень много.

— Кочевники… — юноша повел плечами, чувствуя, как нарастает холод внутри, в душе.

— Все в порядке, — поспешил успокоить его отец, — их нет.

Аль даже вздохнул с облечением, на миг поверив в то, что ему все только приснилось. Было бы хорошо продолжать жить, как раньше, ни о чем не заботясь… Возможно, он не сможет после всего случившегося наяву и во сне быть таким же наивным, как прежде, но, во всяком случае, никто не заставит его становиться решительнее, чем он был готов.

И, все же, спустя лишь мгновение, понимая, что все не может быть таким безоблачным, как хотелось бы, он, вновь нахмурившись, осторожно спросил:

— Они ушли обратно в свои снежные степи?

— Да, — кивнул царь, не продолжая, хотя и одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: это только часть всего — правды, беды, жизни.

Что же до Аля, то тот ответ, который, по мысли отца, должен был успокоить еще не успевшего оправиться от долгой болезни сына, лишь сильнее озаботил его.

"Но зачем тогда призрак Ларга приходил ко мне в сон? — неясно. И зачем идти искать повелителя дня, если его помощь не нужна? Кочевники ушли, воины прогнали их… Странно… Или они придут вновь?" — он поежился. Ему бы совсем не хотелось, чтобы это оказалось правдой. Однако другого объяснения он не видел.

Хотя, может быть, его и не следовало искать. Сон — есть сон. Мало ли что может присниться. Это мог быть обычный кошмар, навеянный тяжелой болезнью, и, если так, ненастоящий призрак просто пугал, а не предупреждал.

— Но если они вернуться… — все же, не спуская внимательного взгляда настороженных глаз с лица отца, ожидая не столько его ответа, сколько реакции на слова, проговорил он. Где-то в глубине души, Аль, привыкший готовиться к худшему, боялся, что так оно и случится.

Но царя эта мысль почему-то совсем не озаботила:

— Нет, сынок, они не вернутся, — видимо, он знал что-то, убеждавшее его не сомневаться, что так оно и будет.

— Но кочевники приходили? Они ведь мне не приснились? — он, занервничав, начал сомневаться во всем. И на этот раз сомнения не успокаивали, а еще сильнее пугали.

"Я что, схожу с ума?" — ему стало так холодно, так страшно, как не было даже в миг, когда он с высоты водопада рухнул в ледяную воду реки.

— Нет, не приснились, — он смотрел на царевича глазами, в которых читалось то, что не решались, презирая эгоизм, произнести уста: "Но лучше уж все было б так…"

— Почему же ты так уверен…

— Они забрали у нас все, — словно в бреду, не отдавая себе отчета в том, что делал, прошептал Альрем, а затем горько усмехнулся: — Зачем им возвращаться?

— Забрали? — Аль не понимал. Ведь если кочевники ушли, значит, отец победил их, верно? Но если так, они должны были бежать, побросав даже собственное оружие. Или они успели разграбить приграничные земли до решающей битвы? — Что случилось? — попросил Аль.

— Это долгая история, — царь отступил на шаг, качая головой. Он не хотел говорить о прошлом, к тому же, понимал, что ни к чему хорошему это не приведет, лишь растревожит душу сына, которому и так достаточно пришлось пережить.

— Долгая? — но юноша, научившийся слышать, и так почувствовал что-то неладное. Он насторожился, от напряжения нервно задрожал.

— Сынок, — отец тотчас заволновался, засуетился, — вернись поскорее в постель. Ты еще не до конца поправился.

— Сколько же времени я болел? — нет, он понимал, что, наверное, его бред длился достаточно долго, несколько дней, может быть, даже неделю, как бы иначе ссадины и ушибы на его теле успели зажить?

— Это… — тот, все равно не готовый во всем признаться, еще пытался скрыть истину за полуправой. — Это просто так говорят — "долгая история", имея в виду, что нужно многое сказать.

— Ты торопишься?