По ту сторону границы

"Вот так люди и пропадают" - подумал Вадим и тут же сам с собой согласился. А ведь действительно, сколько из тех людей, что считаются пропавшими без вести оказываются в таких местах? Да, наверняка, 99,9 процента пропавших теряются на Земле, в своей стране, у себя в городе, в лесу, просто пойдя за грибами-ягодами, да где угодно! Но ведь, получается, что есть и другие пропавшие, и в абсолютных числах их может оказаться совсем уж не так мало.

Ну и сам Городок производил то ещё пугающее впечатление. Невольно в памяти всплыли образы Припяти, в которой Вадим успел побывать ещё до того, как Украина опустилась в пучину Майдана, и въезд на её территорию был закрыт. А ведь он даже поддерживал людей стоящих на площади Независимости в Киеве и считал, что с насквозь коррумпированным режимом можно бороться только так и не иначе. Да что там! Он сам ездил на Майдан, так сказать, ощутить причастность к великим событиям.

Однако, потом что-то пошло не так. И чем дальше, тем больше он расходился в понимании произошедшего со своими некогда друзьями, а теперь почти что врагами из Украины. Ну, как врагами, это его украинские знакомые считали его таковым, а он не мог понять почему, ведь он-то их врагами совсем не считал, и всячески пытался наладить контакт, но почти что каждый разговор по Скайпу скатывался в бурное обсуждение текущей политической ситуации с ожидаемыми обвинениями России в помощи сепаратистам и отправлению в зону конфликта "ихтамнетов".

Попытка напомнить, что в своё время украинцы также воевали на стороне сепаратистов, только уже против России, ожидаемо приводила к потопу обсценной лексики и обрыву связи с украинской стороны. Ну, не хотите говорить, как хотите, думал Вадим и шёл по своим делам. В общем, друзей у него в стране победившей демократии осталось почти да ни чего.

Как бы то ни было, Припять. Да, Городок очень на неё походил своим заброшенным и опустевшим видом. Разница, по большому счёту, заключалась лишь в том, что Припять находилась в зоне умеренного климата с лесами, речушками (кстати, видели тех огромных сомов, которые живут в тамошних водоёмах? Они даже на птиц охотятся!) и прочими соответствующими атрибутами, а тут... Ну, перенесите Припять в своём воображении куда-нибудь в засушливую степь, почти пустыню. Вот где-то так оно и получится: строения занесенные песком с подветренной стороны, сухостой, и, конечно, перекати-поле, подгоняемое жарким ветром.

Вот Вадим прошёл мимо футбольной площадки, здесь он в детстве гонял со сверстниками мяч после детского сада. Странно, но он не помнил ни одного ребёнка старше пяти-шести лет. Наверное, было какое-то ограничение или запрет. Если ребёнок старше, то он может начать задавать неудобные вопросы относительно того, где это они живут, и почему здесь так жарко и никогда нет снега.

Он помнил, как его спокойно отпускали гулять одного по Городку и играть с такими же мелкими мальчишками и девчонками, как и он сам. Ну, а действительно, куда он мог деться из военного городка, который является одним большим режимным объектом. Преступность нулевая, ни о каких маньяках или прочих психах можно было не переживать.

От спортивной площадки непосредственно к жилым пятиэтажкам вела аллея из растущих по обеим сторонам тротуара деревьям. Когда-то они активно плодоносили, и Вадим помнил, как он даже собирал упавшие, если не мог достать те, что висели на ветвях, персики и абрикосы, которые, казалось, никогда не прекращали созревать.

Воспоминания накатывали на него одно за одним, наполняя окружающее пространство образами и звуками, которые будто воздушный ситец покрывал пустые коробки зданий и потрескавшиеся от жары деревья. Он помнил как необычно ярко они цвели, хотя в детстве всё гораздо ярче. Потом краски окружающего мира становятся более тусклыми, хоть бы в реальности они и оставались такими же.

Он подошёл к одному такому дереву и провёл рукой по стволу. Из-под осыпавшейся пыли и песка проступила вырезанная кем-то надпись "Саша+Маша". Тьфу ты! И здесь умудрились попортить растение! Никогда не понимал желания что-то вырезать на живом дереве.

Сейчас, правда, любое из здешних деревьев было сложно назвать живым. Вадим протянул руку к веточке и потянул на себя - она с хрустом легко отломилась, сбросив с себя накопившуюся пыль. Он повертел её в руке и бросил на землю.

Поправив купленную когда-то в Тунисе куфию (он не любил называть её арафаткой) так, чтобы она закрывала органы дыхания, он двинулся по высохшей аллее прямо к расположенным неподалёку зданиям.

Дышать сквозь куфию было не сильно приятно, но зато арабский клетчатый платок спасал от ветра, который то и дело налетал жаркими порывами и так и норовил бросить в лицо очередную порцию песка, который и так уже скрипел на зубах.

Фруктовые, и не только, деревья, за которыми когда-то следили и планомерно поливали, сейчас стояли абсолютно высохшие, они, казалось так и скончались, моля небо хотя бы о глотке спасительной влаги. Но так и не дождались ни капли.