По ту сторону изгороди

Слез на долго не хватило, а думы о друзьях закончились тем, что он поймал себя на мысли, что думает не о друзьях, а о телохранителях. Друзья должны быть другими, такими, с которыми интересно ходить в походы, сидеть у костра и травить байки. Они обязательно ругаются, ссорятся, спорят, но добро, без обид и унижений. Один большой и неуклюжий, второй умный, третий задорный и смешной, четвертый сильный, бесстрашный. Они называют друг друга по прозвищам, без имен. В фантазии Антона друзья жарят на костре сосиски или яблоки, пьют горячий, сладкий чай.

Он поднялся на ноги, ударил кулаком по фанере, вытер мокрые щеки, поднял осколок кирпича и пошел искать выход.

Двигался вдоль стены вправо. Несколько лет назад, проходя мимо дивана с сидящей тетей Таней, щелкающей семечки и сплевывающей кожуру прямо под ноги, невольно услышал, как по телевизору рассказывали про теорию выхода из лабиринтов. Лысый однорукий дядька в очках утверждал, что если всегда держаться правой стороны, то рано или поздно найдешь выход. И вот наконец, спустя годы, Антону довелось проверить правдивость той теории на себе. Он не отходил от стены, кирпичом царапал на ней тонкую красную полоску. Часто у Антона возникало ощущение присутствия кого-то еще, будто за ним или рядом с ним движется безмолвная тень. В такие моменты у него сильно давило внизу живота, а сердце выделывало в грудной клетке такие кульбиты, что им мог позавидовать какой-нибудь цирковой акробат. Тревога нарастала, а когда достигала пика и Антону начинало казаться, что та тень вырастала до потолка, открывала пасть и готовилась поужинать свежим мясом, пропитанным самыми сильными страхами, Антон не выдерживал, резко разворачивался и бил кирпичом по воздуху, поджигал спичку и вглядывался в темноту до тех пор, пока огонь не обжигал палец и не гас.

Он прошел ровно сто шагов, как наконец добрался до угла. Здесь был проход в другое помещение, маленькое, такое же, как первое, с заколоченным входом. А из него четыре хода в такие же мрачные комнаты. Он пошел в правый проем, даже не поджигая спички. Если тот мужик из передачи был прав, то выход должен быть где-то недалеко. Сделал всего один шаг и воткнулся во что-то мягкое и плотное. Отпрянул, оступился, упал. Кирпич откатился в темноту. Антон запищал, словно крыса, пойманная в мышеловку на бесплатный сыр. Ладони вспотели, ноги отяжелели и не желали слушаться, перебирали по полу, словно две умирающие рыбы, выброшенные приливом на сухой берег. Антон не сразу нашел коробок, убранный за пояс, он почему-то рыскал по карманам. Дышал суетливо, так же как поджигал спичку. Первая сломалась, даже не дав искры, вторая вылетела из влажных рук, а третья загорелась, осветив мохнатые рыжие ноги с когтями как у тигра или медведя. Антон затаил дыхание и не только потому, что замер от страха, но еще и от мерзкой вони из-за которой слезились глаза. Пахло котиной мочой, только не той, которой пахнет лоток кошки тети Тани, а сконцентрированной, сильной, стойкой. Да лоток по сравнению с этой вонью пах божественно.

Антон перебирал одной рукой по полу, ища кирпич, а второй судорожно водил перед собой, держа догорающую спичку. Ноги скользили, словно по грязи или илу и никак не могли найти опору. Дополз до стены и, опираясь на нее спиной, поднялся. Спичка догорела, и Антон пытался унять дрожащие пальцы, чтобы зажечь следующую.

Вспыхнул огонек, Антон увидел мохнатую голову тигра с открытой пастью, торчащими клыками. Желтые глаза хищно смотрели на него. Прежде чем тигр задул пламя, сложив губы дудочкой, у Антона мелькнула мысль, что это чудище стоит на задних лапах, как человек.

Желтые глаза горели даже в темноте. Антон побежал, не разбирая дорогу. Теперь он не придерживался теории выхода из лабиринта, забегал в проемы, которые попадались на пути, но чаще натыкался на стены и словно слепой, бежал вдоль, пока не находил проемы. Если бы он мог в это мгновение рассуждать, то уж наверняка послал куда подальше того лысого мужика в очках вместе с его теорией выхода из лабиринтов.

За спиной слышались звуки царапания когтей о бетон, где-то сбоку глухие удары капели, а спереди глухая темнота. Антон выпучил глаза, будто бы так он мог видеть в темноте. Но конечно же зоркость от этого не прибавилась, а ночное зрение не включилось, вдобавок глаза щипало, брови устали, отяжелели и подрагивали. Одной рукой он судорожно водил перед собой, а второй придерживался стены, словно слепой, боящийся потеряться. Иногда звуки когтей перемещались, и Антон слышал их сбоку или спереди. Тогда он резко разворачивался и бежал обратно либо отталкивался от стены и устремлялся вглубь помещения, пока не упирался в противоположенную стену.