Зайдя в столовую, мы направились к одному из столиков. За ним уже сидели двое парней. Я знал их. Это были друзья Мики — Сасаки и Исикава. Нам приходилось общаться, но не в качестве друзей, а только по учебным делам и всем с ними связанным.
— Привет Кэнто! Привет Торио!
— Доброе утро, Эмэру! — почти хором отозвались ребята.
— Садись, Хакуро, — как всегда улыбаясь, Мика указывала на один из стульев. Я немного смутился.
— Я не брал с собой ничего, пойду сперва куплю что-нибудь… — не успел я договорить, Мика расплылась в ещё большей улыбке.
— Не надо. Я приготовила для тебя бэнто[2]! — покопавшись в сумке, она достала две одинаковые розовые коробочки и одну из них протянула мне, на её щеках появился лёгкий румянец. Мика всегда была довольно импульсивной и эмоциональной девушкой. Я давно её знал, но даже меня, мягко говоря, удивил такой поступок. Но я был счастлив… Надеюсь, это не слишком отразилось на моём лице.
— Ого! Бэнто! Эмэру, что происходит? — удивлённо спросил Сасаки. Исикава тоже уставился на коробочки.
— Хи-хи. Собственно, об этом и пойдёт речь. А вы что, с пустыми руками? — парни показали упакованные булочки, — И это всё?!
— Не всем же получать бэнто от Ямато-надэсико! — немного обиженно воскликнул Исикава.
— Ну, ладно. Хочу вас познакомить. Имена, ты, думаю, знаешь, но всё-таки. Это Кэнто. Сасаки Кэнто, — она указала на стройного парня, с высокими скулами и зачёсанными назад короткими волосами, — И Торио. Исикава Торио, — полноватый, среднего роста, в отличие от высокого и статного Сасаки, с круглым лицом и взъерошенными волосами. Мы вместе с Микой в прошлом году посещали одни и те же курсы подготовки к экзаменам в старшую школу. Там она и подружилась с Сасаки и Исикавой, они были в нашей группе. Компанией с ними и ещё несколькими девочками они часто гуляли и проводили время, — Кояму Курико ты уже знаешь, одноклассники всё-таки, собственно, мои друзья — продолжала Мика, — А это мой парень — Татибана Хакуро, — её лицо расплылось в хитрой улыбке, какой она награждала тех, кого сумела удивить. Чёрная ровная чёлка нависала над её завораживающими глазами.
— Парень? — лицо Сасаки стало немного более суровым.
— Эмэру? Серьёзно? Расскажи, — глаза Коямы засветились.
— Не сейчас. В общем, я хочу, чтобы Хакуро присоединился к нашей компании. Поэтому, я предлагаю прогуляться сегодня всем вместе. Заодно отметим начало летних каникул!
— Отлично, где мы потусим? — спросил Исикава, поедая свою мясную булочку.
— Может, караокэ? — предложила Кояма.
— Посмотрим, я предлагаю отправиться вечером в Харадзюку.
— Редко ты отказываешься от караокэ, — не унималась Кояма.
— Не хочу слушать ужасное пение Торио, — Мика ехидно на него посмотрела. Лицо Сасаки сделалось озлобленнее, — И ты могла бы давно уже называть меня Микой, сколько раз я тебе говорила.
— Не всем так легко, как тебе, называть любых других людей по именам, а когда ты и всех парней называешь по имени, тебя вообще не могут понять.
— Наверное, наследие матери. В открытой душе нет ничего плохого, — её лицо всё также светилось.
Исикава кардинально принялся за свой обед и слушал разговор, не участвуя в нём. Лицо Сасаки немного смягчилось, и он обратился к Мике:
— А как правильно звучит твоя фамилия? На оригинальном языке.
— Емельянова. Емельянова Мика. Приятно познакомиться, — её лицо снова приобрело ехидный оттенок.
— Такое невозможно выговорить. Ты могла выбрать японскую фамилию отца. Или тебе не разрешили?
— Это решение обоих родителей. И мне нравится моя звучная фамилия. Кстати, Хакуро, почему ты за всё время не вставил ни слова?
— Я думал, ты хотела поговорить и ждал, когда ты начнёшь разговор со мной, — ничего иного мне не пришло в голову, я спокойно занимался своим бэнто.
— А, точно. Ты погуляешь сегодня с нами?
— Серьёзно? Ты только сейчас спрашиваешь?
— Разве, ты мог отказаться? — на её вопрос я лишь отвёл глаза, — Тогда в шесть часов у станции Харадзюку.
Пожилой мужчина сидел за столом в своей комнате, длинные седые волосы доставали до плеч, рукой он подпирал густую бороду и задумчиво смотрел на стену. Почти пустая бутыль анисовой водки одиноко лежала на столе. Мысли путались, и он уже начал было дремать, но резко проснулся и встряхнул головой. Под воздействием ностальгии, держась изо всех сил, он таки не выдержал и встав со стула подошёл к сундуку в углу комнаты. Открыв его, он вынул длинный сверток и развернул один из его концов. Навершие эфеса меча заканчивалось прозрачным голубым кристаллом, чистым, как небо, бездонным, как океан, множество воспоминаний пронзили мужчину, печаль ещё сильнее наполнила его сердце.
— Мы рождаемся в боли, живём в боли, умираем в боли. Смерть и рок наши самые верные спутники, да? — говорил он, обращаясь в воздух, — Получил бы я сейчас за такие слова, эх…
Снова спрятав меч в свёрток и убрав в сундук, он погасил свечи и сел у открытого окна. Летний свежий воздух тянул с улицы, будто пытаясь вдохнуть жизнь в немолодое тело. Мужчина смотрел в вечернюю тьму, лишённую всякого света.