По ту сторону кровати

Ох, как это грустно — дождь в майские выходные… Это грустно всегда, но особенно — если на весь дом раздается душераздирающее пение Амалии Родригес [35]. Гонсальво теперь проводит у Марсиаков по двенадцать часов в сутки, и из его заляпанного штукатуркой стереоплеера несется все время одно и то же: фаду за фаду, фаду за фаду. Песни безутешной печали. Штукатур почти не разговаривает, зато с утра до ночи заунывно насвистывает — все те же фадос, а Навес тенью бродит за ним. Странное дело, собака вдруг воспылала любовью к Гонсальво. Когда Ариана с Юго только-только махнулись жизнями, пес, казалось, потерял душевное равновесие: он стал рычать, видя, как хозяйка входит в дом, но что еще более удивительно — отныне он словно бы совсем не интересовался хозяином, даже вражды к нему не выказывал. И Юго теперь с ностальгией вспоминал времена, когда таксопудель точно знал, кто в доме мальчик для битья, кто козел отпущения…

Спрятаться от фадос во дворе было нельзя, да и негде, садик превратился в сплошную грязную лужу с островками кирпичей и бетона. Марсиаки укрылись у себя в спальне, настроение было паршивее некуда. Накануне они узнали, что агентство по найму прислуги не может предложить ни единой кандидатки, готовой трудиться за стол и кров. Ариана была дико этим огорчена: придется третий месяц подряд обращаться к матери за помощью. Юго тоже хандрил, но по другой причине: с тех пор как Лиз бывала у них каждый день и взяла за обыкновение видеть в нем сына, ее любезность, услужливость, всегдашняя бодрость и живость, даже ровное настроение — всё действовало ему на нервы.

Сидя этим воскресным днем на кровати, Юго и Ариана не разговаривали друг с другом. Вот уж чего не было, так не было. Они вообще перестали разговаривать с 1 апреля. Да нет, конечно же, они обменивались информацией о доме, ремонте, детях, но с 1 апреля каждый такой обмен информацией сопровождался сомнениями: а вдруг я наболтаю лишнего о работе, а вдруг он (она) что-нибудь выведает, а вдруг, а вдруг, а вдруг?..

Прижавшись друг к другу, приобняв детишек, навалившихся на родителей с двух сторон, они все вместе смотрели тележурнал «Видеосмешинки». Эктор с Луизой хохотали во все горло, глядя на младенцев, вываливающихся из коляски и падающих на вымощенный плиткой пол, или на толстых новобрачных, поскользнувшихся на линолеуме зала торжеств и рухнувших прямо в своих свадебных нарядах, или на японок-велосипедисток, говорящих благодаря дубляжу с кошмарным гасконским акцентом… Все это, плюс Амалия Родригес, плюс завывания дуэта Гонсальво и Навеса, плюс отсутствие няни, плюс дождь, который все стучал и стучал в стекла, — ей-богу, было от чего повеситься! Ариана стерла со щеки слезинку Посмотрела на Юго, который, зарывшись лицом в волосы Луизы, мурлыкал тему из «Титаника».

И вот тут-то к ним заявился Момо! Наложение ареста на имущество должников заняло больше времени, чем предполагалось, ему в связи с этим пришлось пропустить последнюю тренировку, но поскольку уж был неподалеку, то и рещид просто позвонить в дверь. Так, на всякий случай. Тренер принес им новые жутчайшие упражнения: Юго должен был доделать все, что осталось в фотоальбомах, дописать все подписи, пополнив их тысячью, не меньше, восклицательных знаков, а Ариане предстояло изготовить барбекю на старых запасах сухого спирта и древесном угле, забытом под дождем.

Однако, увидев, каково настроение Марсиаков, Момо сразу все понял. Мрачный Юго, Ариана с синими кругами под глазами… Оба попросили о разговоре наедине. Судебный исполнитель потирал руки: дело принимало отличный — именно тот, что надо! — оборот.