Кюре деревни Павийи был истов в вере, бдел над своей паствой и втайне был разочарован светской терпимостью своего епископа. Кюре был на десять лет моложе столетия и еще только учился в семинарии во время еретических и богохульственных событий в Менилмонтане; позднее процесс 1832 года и разгром секты принес ему радостное облегчение. Хотя его нынешние прихожане совершенно не разбирались в сложностях сен-симонизма — даже зазнайка мадемуазель Делиль, которая однажды получила письмо от мадам Санд, — священник считал полезным упоминать в проповедях Nouveau Christianisme[18]
и дьявольские поползновения приспешников Анфантена. Они служили ему источником назидательных и устрашающих примеров вездесущности зла. Он не принадлежал к тем, кто в своих наблюдениях мира путает невежество с чистотой духа. Он знал, что соблазны рассеяны по земле для укрепления истинной веры. Но он также знал, что некоторые перед лицом соблазна подвергнут свою душу опасности и соблазнятся; и в часы уединения он изнывал в муках сострадания к этим грешникам, как нынешним, так и будущим.Когда железная дорога Руан — Гавр начала выгрызать свой северо-западный изгиб от Лe-Ульма в сторону Барантена, когда насыпи все больше приближались, когда живность начала пропадать, когда войско дьявола надвинулось, кюре деревни Павийи встревожился.
Газета «Фаналь де Руан», любившая представлять современные события в исторической перспективе, умудренно указала, что не впервые les Rosbifs[19]
облегчали развитие национальной транспортной системы: первая дорога между Лионом и Клермон-Ферраном была проложена британскими пленниками при императоре Клавдии в 45–46 годах. Газета затем предложила сравнение между 1418 годом, когда город много месяцев героически выдерживал штурмы английского короля Генриха V и его свирепых годдонов, и 1842 годом, когда он без сопротивления сдался могучему войску мистера Томаса Брасси, воины которого были вооружены кирками и лопатами вместо легендарных длинных луков. И наконец, сообщила «Фаналь», воздерживаясь от собственного суждения по данному вопросу, некоторые специалисты сравнивают постройку европейских железных дорог с возведением великих средневековых соборов. Английские инженеры и подрядчики, согласно этим авторам, напоминают странствующие компании итальянских умельцев, под началом которых местные строители воздвигли свои собственные великолепные приношения Богу.— Этот субъект, — сказал Шарль-Андре, когда они удалились на достаточное расстояние от английского десятника, — способен перелопатить за один день двадцать тонн земли. Поднимать на высоту собственной головы и ссыпать в повозку. Двадцать тонн!
— Действительно чудовище! — отозвалась мадам Жюли. Она покачала прелестной головкой, и студент любовался тем, как ее локоны трепещут, будто хрустальные подвески люстры, колеблемые сквозняком.
Доктор Ашиль, высокий длинноносый мужчина с глянцевитой пружинистой бородой начала пожилого возраста, снисходительно укоротил фантазии своей супруги:
— В таком случае посмотри на пышные дворцы этого Минотавра и его товарищей. — Он указал на ряды убогих первобытных пещерок, пробуравивших склон холма. Немногим превосходили их сложенные из дерна лачужки, длинные бараки и кое-как сколоченные хибарки, мимо которых они проходили. Из одного такого жилища доносились перебранивающиеся голоса, среди них женский.
— Насколько мне известно, их брачный ритуал весьма живописен, — сказал Шарль-Андре. — Счастливая пара торжественно перепрыгивает через метлу. И все. С этой минуты они считаются состоящими в браке.
— Легко заключается, — сказала мадам Жюли.
— И еще легче расторгается, — подхватил студент. Он был рад щегольнуть искушенностью и жаждал угодить супруге доктора, но опасался ее шокировать. — Как я узнал… говорят, они продают своих женщин, когда те им надоедают. Продают их… часто… как кажется… за галлон пива.
— Галлон АНГЛИЙСКОГО пива? — переспросил доктор, и его шутливый тон успокоил студента. — Цена поистине чересчур низкая. — Супруга кокетливо шлепнула его по локтю. — Вас, моя дорогая, я продал бы не меньше, чем за фургон наилучшего бордо, — продолжал он и получил еще один шлепок к своему удовольствию. Шарль-Андре позавидовал этим интимностям.