По ту сторону Нила

...

…и когда я вспоминаю те выходные в Эстрехэме, с трудом верится, что с тех пор прошло всего-то чуть больше года. Я часто думаю о тех днях и о твоем обещании. Передавай привет Аде и Бекки, а также полковнику и леди Норбери.

Джереми.

Это письмо лишь сегодня после обеда завершило свое тринадцатидневное путешествие из Александрии в Шамлей Грин. С тех пор Грейс успела перечитать его не меньше десяти раз. Ей казалось, целая вечность прошла с того грозового дня, когда в садовом павильоне имения Эстрехэм она дала Джереми клятву. Этот год тянулся бесконечно долго, хотя праздников, приемов и званых вечеров в нем было не меньше, чем в предыдущие. Все так же читали, гуляли, выезжали на охоту и коротали досуг за тысячей важных и незначительных занятий, какие были приняты в Шамлей Грин. Однако Грейс казалось, с тех пор как рядом с ней не стало Стивена, Леонарда, Саймона и, прежде всего, Джереми, время остановилось.

Она задумчиво смотрела в окно, где только что прошелестевший над садом дождь словно размыл сияющие краски сентября.

Я хочу, чтобы ты снова был здесь, Джереми. Мне так тебя не хватает…

Грейс вздрогнула и закрыла глаза, прислонившись лбом к оконной раме. Мечтательная мелодия, доносящаяся из комнаты для музицирования, как нельзя лучше отвечала ее настроению.

– Прости, ты что-то сказала?

Мать подняла глаза от рукоделия. Она заблаговременно вышивала наволочку для рождественского базара в церкви Святой Троицы.

– У тебя плохие новости?

– Нет, – быстро ответила Грейс, выдавив из себя улыбку, и, снова повернувшись к окну, шепотом добавила: – Нет, ничего…

На край клумбы опустился неизвестно откуда взявшийся комок мокрого пуха. Под померанцевыми деревьями, которые, собственно говоря, давно было пора укутать на зиму, сновал воробей. Он пыжился и вращал головкой с острым, как булавка, клювиком, пока не улетел.

– Как ты пережила все эти годы? – Грейс скрестила руки на груди и повернулась к матери.

– Ты имеешь в виду, пока твой отец был в Индии? – Леди Норбери осторожно продела нитку сквозь туго натянутую ткань.

– Да. – Грейс подошла к дивану и села рядом с матерью. – Должно быть, это далось тебе нелегко.

Она выскользнула из туфель, подобрала ноги и положила щеку на подлокотник.

– Ну, здесь, в Шамлей, я всегда находила себе дело, – улыбнулась Констанс Норбери. – Вы мне скучать не давали. – Она бросила взгляд на старшую дочь. – Особенно ты.

Грейс рассмеялась, однако сразу посерьезнела.

– Ты, наверное, страшно тосковала по нему… Скажи, почему ты не осталась там, вместе с ним? Ты ведь почти всю жизнь провела в Индии?

Мать кивнула.

– Именно поэтому. Потому что я видела, как в гарнизоне болеют и умирают женщины и как они теряют детей… Ну а после восстания… – Тут леди Норбери замолчала и продолжила лишь спустя некоторое время. – У меня дома сидела женщина, вся оборванная и еще не оправившаяся от потрясения… Ей чудом удалось убежать от разъяренной толпы, однако ее ребенок не спасся… – Она неожиданно резко дернула за застрявшую в полотне нитку. – Нам повезло, что с нами ничего не случилось, – продолжала она. – Однако, вероятно, именно поэтому я не решилась испытывать судьбу дважды. – Леди Норбери опустила рукоделие и подняла глаза на дочь. – Я любила и люблю Индию, но сразу поняла, что рожать и воспитывать детей там не стоит. И твой отец согласился с этим еще до нашей свадьбы. – Леди Норбери протянула руку и ласково взяла дочь за подбородок. – И поэтому, как только стало известно, что ты должна родиться, он взял экстренный отпуск, а я упаковала чемоданы и вместе с твоей бабушкой отправилась в Шамлей Грин.

Грейс улыбнулась. У бабушки был ласковый голос, а ее мягкие колени и руки пахли ванилью и фиалками и внушали чувство защищенности. Грейс сохранила о ней только самые теплые воспоминания.

Мать снова занялась вышивкой, в то время как мысли Грейс витали далеко от Шамлей Грин и от Суррея, в Индии, где ее родители встретились и поженились. Еще задолго до того, как Бекки, как могла, объяснила ей, откуда берутся маленькие дети, Грейс знала, что она существовала на свете еще в то время, когда мать была в Индии, только в особенном, непостижимом для нее состоянии. Когда-то Грейс пыталась понять, как повлияли на нее эти первые месяцы жизни в материнской утробе и на индийской земле. Грейс подолгу рассматривала резной столик в родительской спальне, бронзовое божество в виде слона на туалетном столике матери, а однажды – за это леди Норбери здорово шлепнула ее по пальцам – достала из шкафа целый ворох цветной шелковой материи. Это было сари, которое мать купила еще совсем юной девушкой, хотя и знала, что носить его ей не придется. Так понравились матери цвет и узор ткани.