Констанс Норбери вздрогнула и проснулась. Сердце колотилось как сумасшедшее. Где-то в отдаленном уголке ее не вполне еще пробудившегося сознания слышались отголоски вернувших ее к реальности звуков: отдаленный грохот, стон и будто бы приглушенный крик. Первая мысль ее была о Стивене. Следующие – об Аде и Грейс. Констанс вспомнила, что обеих дочерей уже нет в доме, а при мысли о старшей ее сердце пронзила боль.
Леди Норбери откинула одеяло, зажгла лампу на ночном столике и нащупала часы. Пять утра. Именно в это время полковник поднимался с постели. И его ритм жизни так глубоко вошел в ее плоть и кровь, что она следовала ему до сих пор, хотя давно уже спала отдельно от мужа.
Констанс сунула ноги в тапочки, набросила халат и вышла в коридор с лампой в руке. Она остановилась перед дверью, за которой провела столько ночей, и тоска сжала ей горло. Лишь усилием воли леди Норбери удержалась от того, чтобы войти в комнату.
Она понимала, что ведет себя не совсем правильно, но не могла оставить мужа безнаказанным после всего того, что произошло со Стивеном. Осознание же собственной вины перед сыном было для нее просто невыносимым.
Тем не менее она продолжала стоять под дверью их некогда общей с мужем спальни и прислушиваться. Изнутри доносилось тяжелое дыхание, потом вздохи и, наконец, шорох и какой-то скрежет, от которого у леди Норбери кровь застыла в жилах. Она осторожно постучала.
– Уильям?
Звуки тут же стихли.
Констанс постучала еще.
На несколько мгновений все погрузилось в мертвую тишину, а потом из-за двери послышался хрип:
– Конни…
Она осторожно и решительно шагнула через порог и подняла лампу.
Босой, в одной пижаме, полковник лежал на полу перед кроватью и щурился, повернув голову к свету.
– Конни… – выдохнул он, на этот раз, как ей показалось, с облегчением.
Констанс бросилась к мужу и, поставив лампу на ночной столик, опустилась перед ним на колени.
– Что случилось, Уильям, тебе плохо?
– Моя… нога и… рука… – Он задыхался, отчаянно размахивая в воздухе левой рукой и ногой, как будто пытался подняться с пола. – Они не слушаются меня, Конни… У меня… нет больше сил.
– Тшш… – Констанс приставила палец к губам и погладила мужа по седой голове. – Лежи спокойно.
Она вскочила и несколько раз лихорадочно нажала кнопку звонка. Потом укутала мужа одеялом, подложила ему под голову подушку и, обнимая за плечи, скосила глаза на дверь в ожидании помощи.
Вскоре на пороге появилась Лиззи с лампой в руке. Заспанные глаза испуганно распахнуты, волосы под ночным чепцом растрепаны.
– Вы звонили, сэр? Мадам!.. О боже!..
– Буди Бена, Лиззи, скажи ему, чтобы ехал в Гилфорд за докотором Грейсоном. Немедленно!
– Да, мадам!
Лиззи подхватила полы халата и ночной сорочки и убежала.
Констанс снова склонилась к больному. Она взяла его левую руку в свою, а правой провела по его щеке.
– Ты слышал? Я послала за Грейсоном. Сейчас он будет здесь. Все не так плохо, Уильям. Ты слышишь?
Он молча кивнул. Но то, что она прочитала в его глазах, ужаснуло ее по-настоящему: страх. Уильям Линтон Норбери боялся, впервые за без малого три десятка лет, которые она его знала. И это чувство передалось ей, как ни старалась она не подавать виду, и будто тисками сжало горло, когда полковник судорожно схватил ее за руку и положил голову на ее колено.
Словно только сейчас она впервые поняла, что он для нее значит и каково ей будет его потерять.
43
Равномерное покачивание верблюда убаюкивало Грейс, возвращая в привычное полудремотное состояние. Дни тянулись за днями, недели за неделями, она давно уже перестала их считать.
Сколько же времени прошло с тех пор, как их барка рассекала переливающуюся всеми мыслимыми оттенками нильскую воду? Мимо проплывали поля, покрытые похожими на нежно-зеленый пух всходами, и финиковые рощи, увешанные тяжелыми гроздьями плодов. У самой воды ветер качал роскошные опахала папируса, а поодаль не разгибая спин трудились крестьяне в длинных белых одеяниях и тюрбанах на головах. Сколько ночей провела она под этим бездонным черным небом с огромными, как монеты, серебряными светилами и окруженными зеленоватым сиянием падающими звездами? Сколько раз над ней заходило и снова вставало пылающее, как костер, солнце?
Грейс видела глинобитные жилища, похожие на постройки из детских кубиков, между которыми прохаживались или сидели туземцы с лицами цвета дубленой кожи или кофе и сновала шумная ребятня. Там, на бескрайних пространствах песка, между голыми утесами, гигантскими валунами и покрытыми редким кустарником скалами, дремали овеянные легендами руины. Колонны древних Фив с каменными поперечными балками походили на сказочных великанов, чьи роскошные одежды не износились за тысячелетия. Возле грозных крепостных стен ютились жалкие хижины, а столбы Ком Омбо торчали из песка, словно обработанные зубами гигантских грызунов.