По ту сторону Нила

Он развел небольшой костерок из сухих веток, которые по-домашнему потрескивали и шипели в красных язычках пламени. На мгновенье их маленький лагерь напомнил Грейс уютную комнатку с камином, отгороженную от бескрайних просторов песка надежными стенами верблюжьих спин. Аббас запустил руки в полупустой мешок из тех, что были навалены перед животными, и протянул верблюду две горсти зерна. Тот пожевал губами и, ткнувшись мордой в ладони хозяина, принялся старательно перемалывать пищу мощными, как жернова, зубами.

– Мы выкрасим тебе брови сажей, – сказал Аббас. – Так ты будешь меньше походить на белую, по крайней мере, издали.

Грейс кивнула. Она давно уже не видела себя в зеркало, но, глядя на свои медного цвета руки, могла предположить, что сильно загорела.

– Волосы прикрывай в любом случае, – продолжал наставлять Аббас. – Смотри в землю, никогда не заговаривай первая и не отходи от меня ни на шаг. – Встретив ее удивленный взгляд, Аббас опустил глаза и вытер о халат руки. – Ни у кого не должно возникнуть и подозрения, что ты чужая. А для женщин у Халифы существуют строгие правила.

Грейс подавила беспокойство, которое охватывало ее каждый раз, когда заговаривали об Омдурмане. Она доела ячменную похлебку из выдолбленной тыквы, насухо вытерла импровизированную тарелку кончиком своего балахона и поставила на землю. Аббас не взял с собой настоящей посуды. Ничего лишнего, все в этом походе было продумано до мелочей. Грейс села, обхватив руками колени.

– Откуда ты так хорошо знаешь английский?

– Дела, – отвечал Аббас, приступая к кормлению следующего верблюда.

– Какие дела?

Он коротко взглянул на нее через плечо, блеснув белозубой улыбкой:

– Хорошие дела.

Грейс улыбнулась, встала и поправила штаны, которые вечно сползали под балахоном. Она подошла к Аббасу и осторожно погладила по шее верблюда. Со временем она потеряла всякий страх перед этими своевольными, иногда вспыльчивыми животными и стала относиться к ним с тем же уважением, что и Аббас.

– Ты мусульманин?

– Конечно. – В его голосе звучало удивление.

– Но я никогда не видела, чтобы ты молился.

Он усмехнулся.

– Когда я молюсь, ты еще спишь. Или уже спишь.

Грейс вспомнила каирские минареты и голоса муэдзинов.

– Не пять раз в день? – спросила она.

Аббас махнул рукой.

– Только не в дороге. Аллах поймет меня.

Грейс в задумчивости прикусила нижнюю губу.

– Но… если ты родом из Судана…

Она не могла подобрать подходящие слова. Аббас все медленнее водил ладонью по жесткой шкуре верблюда.

– Ты хочешь знать, как я отношусь к махдии?

(Махдия – так называли в Судане власть махди и его наследников.)

Грейс кивнула.

Драгоман замолчал. В красноватом свете костра его черты казались высеченными в массивном черепе.

– Быть может, Махди – святой человек, – наконец произнес он. – А может, и Халифа святой. Я не разбираюсь в таких вещах. Я всего лишь торговец, который много видел и слышал. Странник, у которого есть время думать. – В его голосе звучали гневные нотки, хотя говорил Аббас негромко и не спеша, словно отыскивая в памяти подходящие английские слова, которым гортанный арабский акцент придавал жесткости. – Их царствование ужасно, и власть Халифы ужаснее, чем власть Махди. Они не только против белых и египтян. Они против людей. – Он кивнул головой куда-то в сторону пустыни. – Халифа убивает и мучает всех, кого пожелает. Говорят, он держит в гареме детей пяти-шести лет, мальчиков и девочек. Через два года он дарит их своим шейхам или велит убивать.

Грейс невольно ахнула. Она не была склонна принимать слова драгомана за чистую монету: уж очень они отдавали страшной восточной сказкой. Однако тон Аббаса оставлял мало места сомнениям. Грейс презрительно скривила рот.

– Быть может, он действительно святой человек, – продолжал драгоман, – но мне не хотелось бы в это верить. Махди обещал людям свободу, Халифа поработил их. Аллах и Его пророк не любят рабства.

Он замолчал, и Грейс почувствовала, как все вокруг на мгновенье провалилось в гнетущую тишину. Аббас насторожился, вслушиваясь в ночь, а потом до Грейс донесся отдаленный гул, который становился все ближе, и земля под ними будто задрожала.

– К верблюдам! Скорей! – скомандовал драгоман.

В мгновенье ока он затоптал огонь и схватился за ружье и саблю. Потом сунул в руки Грейс ее сумку и толкнул спутницу на землю рядом с крайним из верлюдов, тут же повернувшим к ним удивленную морду.

– Лежи тихо. Не двигайся.

Когда грянули первые выстрелы, Грейс вытащила револьвер, еще раз проверила обойму и набила патронами карманы штанов. Аббас встал на колено между двумя верблюдами, положил винтовку на спину одного из них и ждал. Вытянув шею, Грейс посмотрела поверх седла. Теперь она могла их видеть: орда всадников в мерцающих в лунном свете белых одеяниях. Пока невозможно было различить, сидели они на конях или на верблюдах и сколько их. Но с дюжину точно. С бешено колотящимся сердцем Грейс вытерла потные ладони о платье. Ей еще не приходилось убивать людей. Следующий выстрел заставил ее содрогнуться. Увидев краем глаза, как Аббас перезаряжает ружье, Грейс поняла, что стрелял он.