По ту сторону Нила

Грейс уселась на землю и смотрела ему вслед, пока у нее не заболела шея. Потом она завернулась в шаль и приготовилась ждать. Колени ее задрожали, и ей пришлось обхватить их руками и еще больше сжаться в комок. «Пожалуйста, дорогой Боже, – мысленно повторяла Грейс, – сделай так, чтобы Джереми нашелся! Верни его домой живым и невредимым! Если он еще жив, если он вообще в Омдурмане…» Она молилась о том, что составляло единственный смысл ее путешествия, что помогало ей вынести все его тяготы. Сама мысль о том, что она изначально гналась за химерой, была невыносима. Грейс не знала, как ей выдержать обратный путь, не имея в сердце надежды. А если в ближайшие несколько часов с Аббасом в Омдурмане что-нибудь случится, все будет потеряно окончательно.

Я прошу тебя, дорогой Боже, чтобы наши усилия не пропали даром! Я умоляю, верни его мне… Пожалей меня… К Тебе, к Тебе взываю я из бездны…Взываю… Взываю…

Аббасу не удалось как следует углубиться в город. Сновавшие вокруг испуганные люди то и дело толкали и задирали его. Дервиши с копьями и саблями наголо призывали народ к порядку. Он шел, не обращая на них внимания. Хотя Аббас приезжал в Омдурман не в первый раз, в лицо его здесь знали немногие. Любому с первого взгляда было ясно, что он араб, а следовательно, чужак. А к чужакам в Омдурмане всегда относились с подозрением. За себя он не боялся. Слишком часто приходилось ему смотреть в лицо смерти, полагаясь на волю Всевышнего. Но там, на въезде в город, осталась мисс Грейс, которая доверилась ему, и теперь для него стало делом чести вернуть ее в Каир живой и невредимой. А потому, вот уже во второй раз почувствовав на себе настороженный взгляд дервиша, Аббас развернулся и, не торопясь, двинулся в обратном направлении. Хотя прекрасно знал, с каким разочарованием в глазах встретит его юная спутница.

Джереми брел дальше, прочь из города, чтобы провести ночь где-нибудь на берегу Нила, в котором воды больше, чем он когда-либо сможет выпить, и, уж конечно, хватит на то, чтобы смыть с себя грязь Омдурмана и Сайера. А утром он вернется в город и попробует раздобыть себе еды и какое-нибудь ездовое животное. Не исключено, что Слатин прав и Джереми не сможет вырваться из Омдурмана. Он не знал, какое расстояние ему предстоит преодолеть, и имел в голове лишь самое общее представление о той части Судана, в которой находился, основанное на картах и личном опыте. Быть может, Слатин прав, и Джереми погибнет где-нибудь в пустыне. Но, по крайней мере, он умрет свободным человеком.

Он потер глаза костяшками пальцев, потом краешком джиббы. В дрожащем, как желе, воздухе нарисовались силуэты трех верблюдов на голой земле. Они выглядели истощенными и грязными, вероятно, им пришлось преодолеть неблизкий путь. Джереми медленно пошел по направлению к животным, уверенный, что со следующим его шагом они рассеятся в воздухе, как плод его больного воображения или обычная для пустыни фата-моргана.

Но верблюды не исчезали. Они моргали мохнатыми веками и скучающим взглядом озирали местность. Джереми решил обойти их с другой стороны, чтобы увидеть того, кто прячется за их спинами, и не попасть в ловушку. Под его ногой хрустнула толстая сухая ветка. Джереми поднял ее, взвесил в руке и сделал следующий шаг.

За верблюдами, скорчившись на земле, сидела женщина. Лицо и волосы она укрыла платком и выглядела изможденной и жалкой. Должно быть, это была старуха, одолеть которую Джереми не составило бы труда. Женщина ритмично раскачивалась то в одну, то в другую сторону и что-то бормотала при этом. Джереми подумал, что ее могли оставить здесь, потому что она безумна. Он ведь тоже блуждал в царстве демонов, пожирающих рассудок, но, в отличие от таких, как она, сумел найти дорогу назад.

Пожалей меня… К Тебе, к Тебе взываю я из бездны… Взываю… Взываю…

Джереми почувствовал, как в нем поднимается волна жалости. Он тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, поднял ветку и сделал следующий шаг.

Позади раздался сухой щелчок. Пальцы Джереми разжались, и он медленно повернулся. За его спиной стоял огромный, как медведь, мужчина, кожа которого имела цвет кофе с большим количеством молока. Безбородое лицо с будто высеченными из камня чертами выглядело решительным и сосредоточенным. Мужчина целился в него из ружья.

Джереми презрительно усмехнулся.

– Стреляй! – сказал он по-английски. Лицо мужчины разгладилось, однако ружья он не опустил. – Стреляй! – громче повторил Джереми. – Чего ты ждешь?