По ту сторону нуля

Подводим итог. Пока г-н Лукашенко не закопал нескольких своих конкурентов, а его московский коллега не построил коммунизм для отдельно взятого клана, именуемый crony capitalism, никакие отставки им были не страшны. Тут вполне уместен вопрос: вас, президентов, кто-либо вынуждал цинично и безоглядно забить на заповеди, измазавшись с ног до головы кровью и коррупционным дерьмом? Вследствие чего загнать себя во внесезонную берлогу без права на золотой возраст, прелесть перемены мест, семейный уют! При этом выбрать себе в единственные компаньоны, не выговорить даже, оплывший от праздности, склеротичный нуль. Неужели тогда, в дебюте карьеры, ничего не ойкнуло, предостерегая: сколько бы безнаказанность не пьянит, закон остается законом; жги его не жги, втаптывай его в землю не втаптывай, он дивным образом воскресает во всей исполинской мощи, воздавая по максимуму глумящимся над собой. Так вот, достигни мы здесь просветления, ты перестанешь включать «я не я и хата не моя», приняв за аксиому: Россия, страна правового нигилизма, быть убежищем для увязших в коррупции, прочем надругательстве над нормой монархов быть не может. Поскольку Первый мир общепризнанный проводник права, а российский президент держатель одной из закладных человечества, то его юридическая уязвимость этим векселем уравновешивается, что выстраивает перспективу полноценного обмена. Каким образом? Путем досрочного сложения президентом полномочий с передачей пульта Апокалипсиса здравомыслящему устраивающего российские элиты и Запад политику, – Алекс сглотнул, должно быть, от переизбытка «смазки» вдохновения. Продолжил: – Далее. Поскольку ЦРУ так молниеносно среагировало на попытку моего похищения полгода назад, то имеются основания полагать, что моя идея о европейской гавани президента РФ по выходе в отставку у той стороны отторжения не вызвала. Следовательно, они видят в моей персоне связника, их устраивающего и соответствующего уровню такого рода переговорам…

Алекс запнулся, почувствовав на себе тяжелый взгляд. Когда он поднял голову (вещал-то он в пол), то оказался в поле необычных, прежде неизведанных ощущений. Визави словно растворился, его физическое пространство заняла пара глаз, налитых, нет, не треснувшими капиллярами ненависти, а запредельными нагрузками схватки, знакомой лишь роженицам, спортсменам, ну и сошедшимся в смертельном бою. Сей момент рождается новая реальность, прежде воспринимавшаяся ВВП интуитивно, как нечто действенное, но внутренним законом отторгаемое, но, оказалось, не навсегда. В том сгустке замечалось и презрение – не размытое, к превратностям мироздания, а адресное, к соседу, не столько сотворившему низость, сколько к гонцу дурных вестей.

Президент встал и, не произнеся ни слова, отрешенно потопал на выход, чуть прихрамывая. Его сумка осталась под стулом, в то время как при предыдущих встречах с конфидентом он всегда уносил ее с собой.

Алекс обуяло чувство одиночества, которое по мере удаления президента вытеснялось страхом неизвестности. Ведь свою гипотезу, пусть основательного замеса, он впервые обрушил на ее адресат, реальное действующее лицо, какого-либо приглашения и даже намека – поделиться ею – от него не дождавшись; человек этот знаменит не только своей непредсказуемостью, но и опаснейшим пороком – злопамятством.

Алексу захотелось догнать ВВП и извиниться за бестактность, но некая сила тому помешала. Он откинулся на спинку стула в полном опустошении, словно всецело отдал себя некоему делу. Готов был запрокинуть голову, когда президент остановился у двери, распахнутой охранником, и на треть оборота к Алексу повернулся. Ракурс мог быть прочитан как приглашение присоединиться к президенту, хоть и в той же мере – как сигнал охране разобраться с бывшим конфидентом.

Вскоре Алекс обнаружил себя стоящим в центре огромного зала, обретшем, ему казалось, космический объем. Президент убыл, смазав последние мгновения своего присутствия; Алекс не мог вспомнить, прощался ли ВВП, психанувший аки девица, как и говорил что-либо президенту при расставании он сам. Прочих мыслей и чувств не проявлялось, за исключением холодного осознания того, что его роман будет обязательно дописан. Необязательно им самим.

Конец второй книги

Хаим Калин

Ашдод декабрь 2019 – ноябрь 2020 г.

.

.