По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей

Неизбежно возникает вопрос: какую оплату получают жители деревни? Ответ очень прост: никакую. Никому в деревне не платят: ни тем, кто в установленном порядке признан имеющим затруднения развития, ни остальным. Люди просто работают, в большинстве своем с воодушевлением, а небольшая часть – с выраженной способностью не принимать работу всерьез. Но деньги или, более того, недостаток денег не являются побуждением к труду. Я не могу припомнить ни одного спора в деревне, в котором шла бы речь об оплате труда. Правда, о деньгах говорят. Например, о том, сколько можно израсходовать денег. Или о продажной цене кукол. Но деньги никогда не рассматриваются в качестве стимула для труда; никогда не связывают друг с другом деньги и труд. Это имеет далеко идущие последствия для значения труда в деревне. Для лучшего понимания возьмем два противоположных взгляда на труд, существующих в истории культуры.

Первый принимает работу как бездуховное, тяжелое, напряженное и часто болезненное мучение, весьма обременительное для души и тела, особенно если при этом играет роль принуждение. Тюрьмы полны наглядных примеров этого. В более старой литературе о домах заключения с воодушевлением подробно описывается мельница со ступенчатым колесом, ставшая олицетворением тягостного труда. Ступенчатое колесо приводится в движение постоянным подъемом по ступеням. Бок о бок группа людей наступают на огромные перекладины, закрепленные на ведущем колесе мельницы, которые подаются под тяжестью человеческого тела. Тем самым колесо приводится в движение. Если каторжники работали недостаточно быстро, они увлекались вместе с колесом в воду и тонули. Большей частью мельница молола исправно. Иногда же ее жернова крутились вхолостую. В любом случае она выполняла задачу поддерживать спокойствие в соответствующем заведении.

Если же понимать работу как возможность для саморазвития, то она представляется намного положительнее. Этот позитивный момент состоит в связи между работой и творчеством, которая до сих пор проявляется в понятиях «плод труда», «творение рук» и подобных. Произведенное есть результат творческой деятельности, и о завершенной художественной работе говорят как о «произведении искусства».

У деревенских жителей есть правило, сущность которого заключена в том, что каждый сельчанин работает для блага другого, как, например, медсестры, которые ухаживают за больными и утешают их, или артисты, которые работают для публики. Никто не должен работать только для себя. Только так может возникнуть здоровый социальный строй, как считал Рудольф Штайнер, который заложил основы такого порядка. И мы могли бы добавить: если деньги служат стимулом для работы, то это, в большинстве случаев, приводит к тому, что она становится уже не творчеством, а тягостным трудом. Работа теряет свой творческий аспект, если она мотивирована деньгами. Центральный вопрос, таким образом, при каких условиях работа остается творческой?

Дети, например, всегда заняты каким-нибудь делом. Они творчески активны, когда укладывают кукол спать, строят пещеры или заводят дружбу. Но многих из них в нашей общественной системе ждет работа как наказание, мучение. Со многих точек зрения кажется первоочередной задачей постоянно представлять себе творческий элемент в той работе, которую мы выполняем, чтобы в продолжение всей жизни оставаться творчески активными. Уничтожение кажущейся само собой разумеющейся связи между выполняемыми обязанностями и финансовым вознаграждением смогло бы, вероятно, более, чем любой другой политический акт способствовать сохранению творческого элемента. Решающей предпосылкой для этого было бы введение минимальной зарплаты для всех – независимо от вклада, который каждый человек в состоянии внести. Если бы в распоряжении каждого был минимум – что в странах западного мира вполне реально – гораздо большее число людей могло бы, как дети, артисты или строители соборов, быть творчески активными. «Бесполезные» работы снова получили бы право на существование, и мы могли бы сделать еще один шаг на верном пути возвращения к миру неограниченных возможностей для творчества. С устранением связи между исполнением долга и вознаграждением мы могли бы, кроме того, выбить почву из под ног той точки зрения, которая нередка у получающих вознаграждение, что их потребительство, мол, оправдано, потому что заработано собственным трудом. И мы смогли бы начать дебаты об альтернативных критериях для соразмерного потребления. В деревенских сообществах изменившиеся отношения пробудили всеобщую склонность к самоограничению.