– Ты никогда меня не любил. Никогда…, – захлебываясь слезами, бросаю я ему в лицо. – Иначе не поступил бы так со мной. Иначе не было бы никакого брачного контракта, всех этих пунктов мелким шрифтом, которые ты использовал, чтобы лишить меня всего за жалкий месяц и превратить мою жизнь в ад. Если любят, то не продумывают до мелочей, как будут избавляться от объекта своей любви, если он вдруг наскучит или станет неугоден. Если ты собираешься и дальше прятать от меня Еву, то лучше убей сейчас, потому что я не смогу, не хочу жить. Это жестоко, Дима, и бесчестно. То, как ты поступаешь…. Это за гранью. Я не заслужила подобного. У тебя был миллион возможностей поговорить со мной, но ты предпочёл бить издалека. Методично и безжалостно. Так, как привык. Твоя долбанная профессия всегда была превыше всего, ты просто бездушная машина, Солнцев. И я больше не боюсь. Купи всех, натрави на меня хоть миллион своих лжесвидетелей и продажных адвокатов, я буду бороться за Еву до конца. Как ты можешь? Зная, как много она для меня значит…. Как тяжело она нам далась. Неужели ты все забыл? – мой голос срывается, снова становится душно, и резкая боль пронзает грудь. В глазах темнеет, и свинцовая тяжесть распространяется по телу. Сквозь пелену с мерцающими всполохами я вижу, как на побледневшем лице Солнцева появляется испуганное выражение. Он бросается ко мне, едва успевая удержать, потому что я внезапно перестаю чувствовать собственное тело. От боли немею, сжимаюсь, но даже кричать не могу.
Он держит меня, зарываясь пальцами в волосы, прижимая к своей груди – это я чувствую, как жаль, что не слышу, что он говорит, рев крови в ушах заглушает все остальные звуки и даже мое собственное рваное дыхание, которое постепенно затухает. Я закрываю глаза, ощущая тепло его тела и сильные руки, и это странно, потому что всего остального для меня больше не существует. Фантомные ощущения. Внезапно и боль, и страх, и сомнения отпускают меня, я слышу, как откуда-то издалека в мое сознание врываются слова и звуки, которые сливаются в один гудящий фоновый шум. Я выныриваю из тьмы всего на долю секунды, потому что нуждаюсь в этом. Я должна знать.
Мое отражение в его зрачках дрожит и расплывается, выдавая ответ, который дарит мне ощущение глубокой скорби и сожаления. Любовь, отчаянная боль и страх. Я вижу их, уплывая в свое безмолвие. Боль ослепляет меня, проходя обжигающей спиралью через все тело. Мне кажется, я кричу, а потом… кто-то выключает свет.
Глава 32
Три месяца назад
Дмитрий
Когда Петр Кривов позвонил мне и сказал, что информация с флешки Руслана Рамзанова расшифрована, я сразу понял по интонации его голоса, что дело – дрянь, если не сказать хуже. Я знал Петра лет семь, его мне рекомендовали знакомые, как гениального программиста, и с тех пор мы сотрудничали, точнее я обращался к нему, когда возникала потребность в его хакерских навыках. Обычно после выполнения задания, он приезжал лично или высылал результат своих трудов на мою почту. А на этот раз Кривов попросил меня срочно приехать к нему, так как считает небезопасным отправлять расшифрованные файлы на мой электронный ящик.
В некоторых обстоятельствах мое подсознание и интуиция работали особенно остро. Сейчас все во мне трубило, что я крепко вляпался, связавшись с Эвелиной Рамзановой.
И через час, после пятиминутного просмотра раскодированных видеофайлов (больше я не выдержал), масштаб катастрофы еще до конца не уложился в моей голове, но уже поразил своими размерами.
Мы с Кривовым какое-то время потрясенно молчали. Курили прямо в комнате, бросая друг на друга мрачные взгляды. Какого черта я влез в это? Мне не стоило брать у Эвелины носитель с файлами Рамзанова. Нужно было послать ее с самого начала, что я и собирался сделать, если бы не мое нестабильное эмоциональное состояние.
Мне казалось, что все позади, Рамзанов готов был идти на уступки, когда ему были предъявлены многочисленные медицинские освидетельствования после побоев Эвелины. Дело должно было вот-вот закончиться мировым соглашением. Моя собственная ситуация в семье налаживалась. Мы с Машей пытались склеить наши отношения, и со скрипом, но у нас получалось. Я старался не думать о том, что … черт, я просто не думал. Не хотел думать.
А сейчас, если я обнародую факты, которые только что привели меня и Петра в ужас, хотя нас сложно назвать впечатлительными людьми, поднимется такой скандал, который всколыхнет самые верхушки социальной лестницы. Я уже молчу, что ударная волна может уничтожить меня самого.
– Мы можем удалить все, Дим, – сказал Кривов. – Сделаем вид, что ничего не видели.