По ту сторону отчаяния

Попытка задушить себя под одеялом нейлоновым чулком не удалась: у меня не хватало физических сил затянуть узел до смертельной нормы. К тому же голову прятать под одеяло запрещалось. Мои попытки негласной голодовки (успеть умереть, пока не хватятся) обнаруживались на 4-5-й день. Смерть в Лефортове была недосягаемым благом, изысканным дефицитом, сказочным сном. Она могла только присниться. Впрочем, написанный мной в это время "Реквием" все куда лучше объясняет.

РЕКВИЕМ Узникам психиатрических тюрем посвящается

Свидетели и судьи, Ухмылки и гримасы... Наверно, это люди, А может, только массы.

Что вам светило прежде На этом небе черном? Наверное, надежда, А может, обреченность.

Теперь в железном склепе Вождь без знамен и войска. Наверное, нелепость, А может быть, геройство.

Что там, в небесной сини, Над ранкою рассвета? Наверное, Россия, А не Союз Советов.

Кто смеет лишь подумать, Да так, чтоб не узналось? Наверно, это юность, Умеренней, чем старость.

За чаем в печеньем Яд отрицанья сладок... Наверно, возрожденье, А может быть, упадок.

Безвременье затихло. Кричать в его бесплодность Наверно, это выход, А может, безысходность.

Сойти живым в могилу, Исчезнуть в липкой гнили, Наверно, это сала, А может быть, бессилье.

Тебя за бастионом Увидит мрак кромешный, Наверно, умудренным, А может, отупевшим.

Последний отблеск бреда, Последнее движенье... Наверное, победа, А может, пораженье.

1970г., Лефортово.

Теперь я знала все. Но что мне было делать с этим знанием? У меня не было надежды ни на жизнь, ни на смерть.

"НАШ ПОЕЗД ОТХОДИТ В ОСВЕНЦИМ"

В этапе до перманентной газовой камеры есть своя прелесть - последняя, оставшаяся тебе до прибытия в пункт конечного назначения, где "времени больше не будет". Нормальный столыпинский вагон (70-я статья обеспечивает отдельное "купе" с голыми полками, без окна, но через решетчатую дверь видно окно в коридоре, и можно в последний раз посмотреть на реки, леса, поля, "вольных" людей). 70-я статья дает еще одну привилегию: лефортовский сухой паек - это не селедка, а огромный кус холодного вареного мяса.

Политические "котируются": вор в законе, выяснив, за что я сижу, немедленно передал по вагону приказ: не ругаться матом, не сквернословить, не ерничать, не отпускать скоромные шутки, пока я не "сойду", иначе он потом будет "разбираться". Мелкие уголовники (бытовики) вели себя, как в Английском клубе, а вор рассказал, как он три года назад схватил 5 лет по политической статье (плюс 6 за грабеж). Взяли они сберкассу в провинции и приехали в Москву покутить. После ресторана, сильно навеселе, стал наш вор кричать в троллейбусе: "Надо кидать коммунистов в Байкал!" Дали ему 15 суток за хулиганство. А когда срок кончился, у ворот его уже ждали... Привезли на Лубянку и спрашивают: "Ну почему в Байкал? Почему не в Волгу - она же ближе?" А он возьми и ответь: "А я слышал по радио, что Байкал - самое глубокое озеро в мире". Прибавили 70-ю.

Конвой очень учтив: не избивает, не насилует, просто вежливо приглашает на чай в свое купе ("у нас там постель, белье, удобно"). Может быть, они и не имели в виду ничего дурного (я же не Софи Лорен), а просто хотели поговорить о политике и дать мне хоть сутки поспать в человеческих условиях, но проверять было неохота. Конвой, овчарки (я с тех пор их видеть не могу), решетки обнадеживали: в таких условиях больных никто не возит - автоматов многовато - государство не считает тебя больной, оно тебя просто карает. Просто такая пытка. Просто такая казнь.

Этап до Казани на скором поезде длится сутки с небольшим, без остановок в этапных тюрьмах других городов. Идет июль. 17 мая мне исполнилось 20 лет. В одиночке Лефортовской тюрьмы. Вот когда поймешь "Штрафные батальоны" Высоцкого. Когда останутся одни сутки до конца. "Всего лишь час дают на артобстрел..." Но ни ордена, ни "вышки" не будет. Нет у Высоцкого такого варианта: комната 101. Я надеялась, что, когда меня будут выводить в туалет, я сумею открыть дверь в тамбур и выпрыгнуть на полном ходу. Или сразу попасть под колеса, или разбиться (если повезет).

Если не повезет, успеть добраться до реки и утопиться. Или броситься под машину. Бежать мне даже не приходило в голову. На этом диагнозе кончается жизнь - это было ясно. Выбраться из поезда - самое главное. А дальше успеешь умереть, пока не настигли. Но двери были заперты. Все предусматривалось. Надеяться было больше не на что. Поезд доехал до Казани.

ОСТРОВ ДОКТОРА МОРО