По ту сторону памяти

Влада – тонкое нежное имя, которое отродясь не слышали в этих краях.

Когда из младенца Влада вытянулась в маленькую девочку, стало окончательно понятно, что ни одной точки не досталось ей по линии отца. Тонкие черты лица, нежный румянец, светлые волосы, хрупкость фигурки – все это делало её заморской птицей среди смуглых и черноволосых ребятишек, живущих по соседству и ходивших с ней в один садик.

Такой же смуглой, глазастой и чернобровой родилась Гульнора. Трудно было представить себе менее похожих девочек, чем сестры Исматовы.

Отец, который ждал сына, стал ещё более громким, резким и грубым. Он с недоверием посматривал на Владу, обнимая младшую дочку и хрипло бормоча : эта точно моя. Мать тяжело вздыхала, не пытаясь спорить. Она не выносила скандалов и выяснения отношений и потихоньку выходила во двор или в другую комнату. Это словно подстегивало отца, и однажды поздно вечером Влада услышала из спальни совершенно непонятный шум, как будто уронили что-то тяжёлое, короткий вскрик матери и злобное:

– Мало того, что без наследника меня оставила, так ещё эта на моей шее сидит, вся улица надо мной потешается! С кем прижила?

И снова непонятный шум и умоляющий голос матери:

– Яша, угомонись, дети спят. Обе твои дочки, Богом клянусь!

Хлопнула входная дверь и Влада сжалась, нырнув под одеяло, стараясь превратиться в маленькую точку. В ту ночь отец вернулся под утро, долго стучал, пока мама ему не открыла.

Утром следующего дня все были дома, но отец не вышел к завтраку, а мать было не узнать. Из хрупкой сказочной феи она внезапно превратилась в замученную женщину, невероятно усталую, с потухшими глазами, вмиг ставшими бесцветными и утратившими свою зелень.

– Мама, ты плакала? Ты что, упала? – испуганно спросила Влада, не отрывая взгляда от разбитой губы матери, к которой та прикладывала свернутый носовой платочек.

– Да, милая, ударилась, пройдет, вот сейчас позавтракаем и сделаю компресс, – Ольга пыталась улыбнуться, но получалось это у нее неважно. – Должно пройти, завтра на работу.

По улице поползли слухи, стало сложно утаивать то, что происходило за покосившейся калиткой их домика. Мама ходила с заплаканными глазами, выходя на работу, тщательно пудрила лицо и начала краситься яркой помадой. Это невероятно бесило отца, приводя его в бешенство.

– Для кого намазалась? – он стучал кулаком по столу, не выбирая выражений.

Стал поздно, иногда под утро, приходить домой. Демонстративно не снимал обувь, занося в дом куски глины на подошвах. От него жутко пахло и этого запаха Влада боялась больше, чем отцовских криков. Собственно, этот запах и был предвестником криков и скандалов. С этого запаха начинались мамины слезы и все самое ужасное, что творилось в их доме.

– Яков запил, – судачили соседки, жалея маму.

– Ольге бы родить, сына, мальчишку, может, утихомирился бы, – качала головой пожилая Шахноза. – Слышала, как он кричал, что наследника ему надо.

– Ой, наследника, а какое наследство у него для наследника? Скоро последнее пропьет, там на Ольге все держится. Ей бы девчонок в охапку – и бежать от этого изверга. Совсем озверел, – возмущалась красавица Барно.

– Легко сказать – бежать. Куда? И девочек без отца растить? – не соглашалась Шахноза. – На одну-то зарплату?

Влада, играя на улице, услышала этот разговор случайно и слово

" бежать" осталось в памяти колючей занозой.

Гульнора была единственной, кто в их семье не боялся отца. Она, едва научившись ходить, косолапила к нему, дёргала за брючину, пытаясь забраться ему на колени. Она не вздрагивала от его криков, сообщая:

– Гуля пьисла, Гуля хоцит на ючки.

Отец затихал, и Ольга с Владой выдыхали с облегчением.

Когда Влада пошла в школу, отец немного утихомирился. Ему грозили серьезными неприятностями на работе, а потерять это место было бы катастрофой.

Теперь он выпивал только в выходной, но больше не кричал и не буянил, а сидел, молча уставившись в телевизор стеклянным взглядом. И это молчание походило на затишье перед бурей.

Вечерами Ольга хлопотала на кухне, пытаясь сготовить для мужа самое любимое, потом садилась за тетрадки. На ночь обязательно заходила в комнату дочек, почитать немного и просто посидеть рядом. Влада ждала этих минут, этих прикосновений такой легкой, почти невесомой маминой руки, гладящей ее волосы, она любила пошептаться с ней о прошедшем дне и физически чувствовала мягкое тепло маминой улыбки. Они не строили планов, не мечтали, да и о чём можно было мечтать? Прошел день, завтра будет другой, похожий на прошедший, как две капли воды.