По ту сторону песни

Никогда раньше Анфиса не бегала так быстро. Даже когда удирала от загнавших ее на чердак негодяев или от едва не убившей ее нечисти. Она бежала, не замечая ни сырого холода, ни затхлого смрада, ни цепляющихся за одежду невидимых рук. Мчалась по темному туннелю, гонимая не столько страхом, сколько злостью и отчаянием, которые разжигали в ней ярость. От этой ярости темнота светлела, и начинал виднеться лабиринт узких, разделенных полупрозрачными «стенами» из мутноватой дымки коридоров.

В других «галереях» царила своя не-жизнь – неведомая и потому страшная: темные тени плавали в молочном «киселе», растягивались в бесформенные кляксы или принимали форму непропорциональных силуэтов. Анфиса не оглядывалась, но знала, что туннель позади нее вновь смыкается. На его закрытие тоже расходовалась энергия, но так можно было не бояться нападения со спины.

Силы закончились вместе с погасшей от неземного холода яростью. Анфиса, тяжело дыша, перешла на шаг. Сердце после спринта готово было выскочить из груди. На глаза навернулись слезы, потому что сбежать-то она сбежала, а как выйти на поверхность – не знала. Отчаяние мешало сосредоточиться. Страха добавляли и доносившиеся из других «галерей» стоны, вздохи, чавканье, хлюпанье. Зыбкие «перегородки» колыхались под натиском неизвестных тварей. И в этом чужом и опасном мире Анфиса была абсолютно одна.

Туннель внезапно сузился. К прежним звукам добавились рык, хохот и неразличимое бормотание. Стенки «коридоров» истончились, и из дымки то и дело прорывались щупальца и когти, избегать которых Анфисе удавалось только чудом. Отчаяние достигло пика, и в тот же момент она явно услышала громкий писк, будто кто-то нажал тревожную кнопку. Именно этот то ли воображаемый, то ли реальный сигнал и привел ее в чувство.

Не раскисать. Умереть она успеет – не здесь и не сейчас. Анфиса остановилась, чтобы восстановить дыхание, успокоиться и сосредоточиться. Злость ведет ее по ошибочному пути. Чтобы выбраться нужно не туннель «прокладывать», а создать дверь между этим и знакомым миром. А для этого необходимо другое настроение.

По-настоящему счастливых моментов в ее жизни было не так уж много. Даже мысли об успешных концертах теперь горчили: новых выступлений у нее нет, и не будет. Воспоминания о прежней жизни вызывали опасную тоску. Анфиса потеряла бдительность и едва успела увернуться от щупальца с сочившимися мутной жидкостью присосками. Какая мерзость! Нельзя мешкать, нельзя впадать в уныние!

Она снова перешла на быстрый шаг и одновременно потянула за призрачную ниточку одно из свежих воспоминаний: кухню ее деревенского дома наполняют ароматы готовящейся еды и шум голосов. Вита сервирует стол, Никита помешивает соус и что-то рассказывает, Роман слушает его с ироничной улыбкой…

Анфисе хотелось вспоминать атмосферу вечера, когда в ее доме было людно и весело, но отчего-то думалось только о Романе. Аккуратно обойдя больно кольнувшее воспоминание о том, как он признался кому-то в любви, она остановилась на других моментах: как смешно пыталась сохранить инкогнито, пряча лицо за косметическими масками, как Роман нес ее на руках от реки к машине. Как смотрел на нее, думая, что она отвлеклась. Как темнели от негодования его зелено-карие глаза, когда он слушал ее рассказ. И как улыбка делала его красивое лицо еще привлекательнее.

Мысли о Романе избавляли от страха, придавали уверенности и наполняли силой – светлой и горячей. Окончательно успокоившись, Анфиса сосредоточилась на выходе из этого места. И в тот момент, когда за спиной что-то тяжело и влажно шлепнулось, она увидела дверь из растрескавшегося и темного от времени дерева, в приоткрытый зазор которой пробивался свет. Анфиса бросилась к этой двери и потянула на себя, а когда оказалась по ту сторону, опустила тяжелый засов, запирая выход.

Сил у нее оставалось лишь дойти до ближайшей лавочки. Анфиса присела, вцепилась пальцами в шероховатую занозистую перекладину сиденья и закрыла глаза. Окружавшая тишина не пугала, а наоборот, казалась благословенной, как и обдувавший лицо ветер. Анфису знобило, но ночной уличный холод казался мягче выстудившего «галереи» могильного. И все же ей было холодно. Анфиса с трудом открыла глаза. Не для того она сбежала от Шестакова и вышла живой из потусторонних туннелей, чтобы замерзнуть на улице!

Анфиса встала на ослабшие ноги, оперлась рукой о спинку лавочки, чтобы не потерять равновесие, и осмотрелась. Окрестности, будто ватой, были окутаны туманными сумерками. На низком небе тускло маячила луна. Сквер освещали окна домов. В этот час здесь не было ни души. Зато в молочно-желтых, будто сливочных, окнах за полупрозрачными шторами двигались силуэты. Анфиса слабо улыбнулась, только сейчас начиная осознавать, что опасность миновала.

Собравшись с силами для последнего рывка: выйти к людям и попросить о помощи, она направилась через еловый сквер к видневшемуся вдали приземистому зданию с яркой вывеской «Гастроном».