По ту сторону Псоу

Утром в ущелье я совершенно один. Отдыхающие так рано не встают, а местным тут делать нечего. Тропинки здесь теперь выложены камнем. Очень удобно и очень красиво. И к гроту апостола Симона Кананита теперь ведут замечательные каменные лесенки. Камень ступеней обработан нарочито грубо, он сохраняет свой первозданный вид. Это правильно. Ущелье нельзя выкладывать шлифованный плиткой, природа не терпит слишком ровных линий. А здесь всё как будто возникло само собой. Труды человеческих рук замечательно гармонируют с природой.

Помню, как мы впервые шли к гроту по узкой тропинке без ограждений вдоль пропасти. Местные ещё отговаривали нас: «Не ходите туда, там опасно». Теперь уже не опасно, но так же хорошо и даже ещё лучше.

Почему я никогда раньше не слышал, как замечательно поют здесь птицы? Наверное, было не до птичьего пения, но всему приходит время. А на обочине тропинок – яркие красные ягоды, похожие на крупную землянику. Они не съедобные, эти ягоды, хотя и не ядовитые. Они просто красивые. Ранее солнце пробивается сквозь листву. Долго смотрю на склоны гор, как будто вижу их впервые. А может и правда впервые? Мне хочется запомнить здесь каждый камушек. Долго стою на мостике, погружая взгляд в кристальные воды речки Псыртцхи. Потом сажусь на скамейку, предусмотрительно поставленную невдалеке. Я ни куда не тороплюсь. Это моё утро. Это моё ущелье. Это моя красота и моя радость.

Покидаю ущелье. Подтягиваются первые отдыхающие. Я успел до них.

***

Ни где я не чувствовал себя таким одиноким, как в Абхазии. Я здесь ни к кому не принадлежу. Я не абхаз, и я не из тех русских, которые живут здесь постоянно. Никогда я не был частью так называемых «отдыхающих». Этой человеческой породы я вполне сознательно сторонюсь, и мне крайне неприятна мысль, что меня примут за одного из них. Здесь я даже журналистом себя не чувствую, то есть внутренне не причисляю себя к той группе, про которую говорят «журналисты». Уж лучше пусть меня примут за «отдыхающего». Не так стыдно.

Недавно поднимаюсь к монастырю, и две женщины вполне отдыхающего вида спрашивают у меня: «Вы не местный?» И я ответил совершенно для самого себя неожиданно: «Не совсем». Нелепый ответ, не правда ли? Уж либо местный, либо нет. И вдруг оказалось, что я ответил по сути правильно. Они хотели показать мне одну достопримечательность , в том случае, если я не местный, а мне эта достопримечательность известна уже полтора десятка лет, так что простой ответ «не местный» привел бы их к ложному выводу.

Я уже восьмой раз в Абхазии. Это не мало, особенно если учесть, что я приезжаю сюда не ради пляжа. Но вот недавно подумал, что за все эти восемь раз я провел здесь чистого времени меньше трех месяцев. Это ничтожно мало. А в итоге я знаю здесь всё, но я не знаю здесь ни чего. И вот всё стараюсь что-то узнать и понять. А это очень трудно. И чем дальше, тем труднее.

Журналист – это опасно.

Захожу в кабинет абхазского чиновника, говорю, что я – журналист из России и хотел бы с ним побеседовать.

– О чем? – сухо спрашивает он.

– О церковном конфликте, – дружелюбно отвечаю я.

– Разговор окончен, – он напряженно улыбается.

Я думаю про себя: «Разговор только начинается, просто ты, милый друг, ещё об этом не знаешь. Не таких ломали.» А вслух простодушно спрашиваю:

– Почему?

– Потому что церковные вопросы находятся вне государственной компетенции.

– Но ведь собрание на Новом Афоне было не просто церковным, а народно-церковным, значит и вопросы, которые там рассматривались, касались не только Церкви.

– И всё-таки вам лучше обратиться к священникам.

– Уже обращался. И ещё обращусь. Но вот я спрашиваю у них: «А как люди ко всему этому относятся?». Они мне резонно отвечают: «У людей и спрашивать надо.» Это я сейчас и делаю. Меня не интересует официальная позиция. Я обращаюсь к вам просто, как к абхазу. Мог бы и в магазин зайти, с продавщицами поговорить, но, мне кажется, вы знаете больше. Ведь у вас, как у гражданина, есть мнение по поводу того, что происходит на вашей земле.

И он начал отвечать на вопросы. Говорил очень коротко, сухо и напряженно, как будто перед ним – следователь, который хочет упрятать его за решетку. Через некоторое время я улыбаюсь: «Вы бьете рекорды по лаконичности». Он молча разводит руками, всем своим видом давая понять: «Только так». А я всё-таки узнал от него всё, что хотел.

Благодарю чиновника за интересный разговор и покидаю его кабинет вполне довольный собой. Я дал ему слово не ссылаться на него, и я сдержу своё слово. Хотя мне совершенно наплевать на журналистскую этику, у меня свои личные представления о чести.

Я не обиделся на него, хотя осадок от недружелюбной встречи, конечно, остался. Кого он во мне увидел? Неужели врага? Не столько врага, сколько источник опасности. И в этом он трижды прав. Мне ли этого не знать?

Договариваюсь по телефону о встрече с одним абхазским священником. Он не хочет со мной встречаться. Я с отточенным дружелюбием выкручиваю ему мозги, и вот он говорит:

–Да, я вижу, вы настоящий журналист…